Игнат и другие. Как воспитать особого ребенка - [10]

Ну, э, примерно со второй недели Ганя начал блевать после каждого приема пищи – зато уже через несколько дней произошли заметные сдвиги! Во-первых, явно улучшилась способность фокусировать внимание на отдельных предметах. Во-вторых, о чудо, появилось что-то похожее на речь. То есть он стал повторять слова. Произносить! В-третьих, наконец, с мальчиком постепенно стал возможным какой-то игровой контакт, ему с большим трудом, но все же можно было что-то объяснять. Это было реально круто, и какое-то время примиряло нас с очевидно варварским влиянием лекарства на пищеварение. Но как-то раз, во время второго курса лечения, мы устроили настоящий фильм ужасов в пиццерии, когда Игнат извергал ртом потоки, как мальчик из фонтана. После этого мы не выдержали и в категоричной форме сказали доктору, что хотим прекратить. Она была очень недовольна. Сказала, что в таком случае ничем нам помочь не может и поставила диагноз «первичная умственная отсталость».

Папа Дефектолог и темная комната

Еще одним противоречивым специалистом была корректирующий логопед-дефектолог старой закалки, которую нам сосватала Юкина мама.

К этой тетеньке мы приехали домой. Дверь открыла сухая, пожилая женщина в очках с толстыми стеклами. Она натянуто улыбнулась, приглашая нас войти. Посмотрела сверху вниз на Игната. Тому, конечно, уже все стало интересно, и он отправился было рассматривать квартиру со всей своей непосредственностью, но не тут-то было. Наталья Ивановна быстро взяла ребенка за руку, провела в комнату для занятий и усадила за детский столик, сама села напротив. Мальчик тут же поднялся уйти, но его снова усадили. На столике лежали три предмета: зайчик, мячик и кубик.

– Смотри, вот это зайчик. – Преподаватель подняла зайчика. Мальчик скатился под стол. Она его снова усадила.

– Это зайчик. Покажи зайчика. – Мальчик снова сполз со стула.

– Так не пойдет! Ты должен сидеть за столом и слушать.

Но Игнату было по барабану, что он там должен. Тогда дефектолог поднялась, крепко взяла ребенка за руку и отвела его в ванную, закрыла там и выключила свет. Игнат заорал. Наталья Ивановна тут строго обратилась к обалдевшим нам:

– Вы не можете ни во что вмешиваться. Это необходимое действие. Если он не сядет за стол, то ничему не научится.

Мы стояли и слушали, как надрывается от крика наш ребенок, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не вмешаться. Так продолжалось минут пятнадцать или не знаю сколько. Наталья Ивановна спокойно сидела и просматривала сквозь толстые очки какой-то журнальчик. Наконец, она вывела Ганю из ванной, не разрешив нам его успокаивать, и посадила за столик.

– Смотри, это зайчик. – Она подняла зайчика. – Покажи, где зайчик.

Игнат испуганно ткнул кулаком в зайца.

– Хорошо! А это мячик. – Наталья Ивановна подняла мячик. Игнат отвернулся. Наталья Ивановна недобро сверкнула очками. – Ты хочешь в темную ванную?

Мальчик быстро повернулся к ней.

– Это мячик, – сказала дефектолог. – Покажи мячик.

Игнат показал. И мы стали ходить к Наталье Ивановне три раза в неделю. Бабушка Таня строго предупредила нас, чтобы терпели, потому что тетенька «творит чудеса». Мы послушно терпели и ездили к «фашистке», как мы ее называли между собой, месяца три, потому что словарный запас Гани она действительно расширила быстро и существенно. Фобия у мальчика, однако, осталась, и ее, между прочим, довольно быстро просек хитрый Ваня: когда ему надо было пригрозить младшему брату, он еще долго пугал его темной ванной.

Папа Первые выводы

Ни в коем случае я не хотел бы, чтобы описанный здесь опыт был воспринят как рекомендация. Очень может быть, что Игнат начал бы говорить и без рисполепта, и без «шоковой» дефектологии.

Но вот что для меня несомненно – «таблеток от аутизма» не существует. Лечение обычными медикаментами – это в лучшем случае поддерживающая терапия, поэтому важно не оттягивать признание проблемы и начинать действовать как можно раньше, не теряя год-два на пустые надежды типа «а может быть, вот это лекарство поможет». Лучшее, что можно сделать в смысле поиска квалифицированной помощи, – это найти центры, вокруг которых уже сложились или складываются сообщества семей с детьми-аутистами. Нам это удалось сделать сравнительно поздно, уже ближе к школьному возрасту, и из-за этого мы отстали еще на год-полтора.

«Вытащить» речь из неговорящего ребенка – это, прежде всего, кропотливая работа, систематические занятия. Отлично, если есть грамотный специалист, который встречается с ребенком 1–3 раза в неделю, чаще в большинстве случаев – нереально, и помогает с методикой, но занятия нужны ежедневные, поэтому без непосредственного участия в этом родителей, скорее всего, результата не будет.

Кстати, когда мы занимались с «фашисткой», произошел примечательный случай. Мы рассказали о ней зашедшей в гости подруге. Через несколько дней в малоподходящих для этого обстоятельствах, на открытии фестиваля, она внезапно стала говорить Юке, как не спала всю ночь, думая о Гане, и принялась настойчиво убеждать ее отказаться от этой методики. Юка, слегка опешив от неожиданного напора и количества лишних слушателей этого монолога, закономерно обозвала подругу пьяной дурой, на чем эпизод завершился. У него, однако, было продолжение: вскоре обнаружились похожие проблемы у совсем маленького сына подруги – о которых она в момент своих переживаний о Гане еще не знала, но, очевидно, что-то предчувствовала. Взявшись за дело гораздо раньше нас, они, к счастью, обошлись без средств на грани фола. Потом мы еще оказались соседями в летнем лагере для детей-аутистов, а дружим до сих пор – и сейчас ее мальчик достиг нормы, что очень круто.