Иглы мглы - [64]

ПОСЛЕДНИЙ ОСТРОВ

Памяти Иосифа Бродского

Мне говорят: все в мире — только тлен.

Не поминайте имя Бога всуе.

Митрополит и метрополитен

не совпадают, купно существуя.

Земля не избегает неба линз.

Поэт свершает слова именины.

Пусть муэдзин отвергнет дзен-буддизм,

раввин — дитя обиженной равнины.

Играючи сквозь нас летят лучи,

плетут свою тугую паутину,

и музыка поэзии звучит

в час погребальный, в тяжкую годину.

Основы твердой ищет хищный взгляд.

В печь Пенелопа выбросит полено.

Космополит сменил комсомолят,

но только лишь до следующей смены.

В час этот сердце рвется пополам,

созвучия равняются по росту,

и пилигрим, не сняв кардиограмм,

искать уходит свой последний остров.

2 февраля

ЗЕРНО

Не знаю, что станет со мною,

но знаю зато, что сполна

шумит и зерно просяное,

и малый кусочек зерна.

Зенон, Диоген, Авиценна

открыли мне правду одну,

что каждая жизнь драгоценна

и каждый подобен зерну.

Пусть эхо промчавшейся жизни

потомкам хоть звук донесет

любови сыновней к отчизне

и радости взятых высот.

Струятся бесценные зерна

и времечко мелет муку,

чтоб каждый прожил не позорно,

а дело свершил на веку.

10 февраля

* * *

Ветреная изморозь акаций, желтые султанчики мимоз не дают свободно прикасаться, но вприглядку радуют до слез. Вербы нежно-бархатные почки, грубая кириллица берез ранней смерти не дают отсрочки, только душу радуют до слез. Милая забитая отчизна, шел к тебе я по колено в грязь, ты меня встречала укоризной и по роже била, осердясь. Все равно люблю твои наветы и советы глупые люблю, песни те, что петы-перепеты, все равно без устали пою. В тесноте да все же не в обиде, в нищете да все-таки в чести мы с тобой еще увидим виды, выберемся, Господи прости.

11 февраля

УЗЛЫ

Пускай в конфорке выключили газ,

мысль об огне витает непрерывно,

так бабочка желаний жжет призывно,

голубовато окликая нас.

Так сам собой рождается рассказ

о жертве рока, что ползет унывно

в нору событий, но внезапно дивно

ее от смерти неизвестный спас.

Художники, я понимаю вас!

Хочу писать упрямо и наивно

не то, что существует объективно,

а то условное, что видит третий глаз.

Случайности закономерно злы.

Вяжу упорней памяти узлы.

24 марта

* * *

Я не рожден под мирное дыханье

библейского осла или вола,

хотя познал истории касанье,

через страданья жизнь меня вела.

И хоть младенцем не ложился в ясли,

соломенная музыка звучит,

рождественские звезды не погасли,

Марс надо мной не раз взошел в зенит.

Я помню гул далекой канонады,

как в мае пал поверженный Берлин,

я слышу до сих пор: летят снаряды

куда звучней, чем журавлиный клин.

Я помню смерть вождя и спутник первый,

Гагарина торжественный полет,

та радость до сих пор тревожит нервы

и сердце по-мальчишески поет.

Еще я помню сумрачные годы

и мирным утром цепь очередей,

голодный призрак нынешней свободы

сумел увлечь мятущихся людей.

Не только юность, зрелость — за плечами,

все ближе безысходности черта,

но я хочу, чтоб зорко различали

глаза — где не исчезла красота.

30 июня

1997

* * *

Эти вросшие мочки ушей,

эти волчьи несытые взгляды…

Быстро-быстро крест-накрест зашей,

бедной памяти больше не надо

сохранять дорогие черты,

облик той, что глядела по-волчьи

из раствора сплошной темноты,

из воронки ворованной ночи…

14 января

* * *

Анне

Архитектура осени проста:

оголены распахнутые ветки,

и существо пожухлого листа

летит на землю, выживая редко.

Сырое небо метлами дерев

метет до новой зелени округа,

а мы, на милость поменявши гнев,

круглогодично влюблены друг в друга.

Когда и нас, отживших, понесет,

как листья, ветер страшного прощанья,

ты вспомнишь этот високосный год

и все его пустые обещанья.

1 февраля

НАСЛЕДИЕ

Как дьявол ни похохатывал,

вращая злокозненный вал,

"Записки об Анне Ахматовой"

ХХ век прочитал.

Здесь честно каждому выдана

оценка за каждый час,

обетами и обидами

уже не смущая нас.

Зачислены в собеседники,

раскрутим событий нить…

Наследники мы, наследники…

Самим бы не наследить!

10 марта

ЧУЖАЯ ТЕМА

Г. Адамовичу

Там солнца не будет… Конечно, там будет сплошная луна прожектором жутким беспечно светить, как велел сатана. Там будет чужое светило над ртутно-безмолвной водой искать средь прибрежного ила хоть оттиск ступни молодой. Не греет улыбкой обманной чужого огня торжество… Там Вронский не встретится с Анной и Анна простит не его. Я буду качаться распятый, конечно же, вниз головой, но будет ли это расплатой, последней расплатой с судьбой? Как мухи, жужжа, на варенье стремятся, оставишь едва, на мертвое стихотворенье слетятся, воняя, слова. Что ж, каждое слово отдельно, наверное, вправе желать себе подслащенной молельни, а вместе б их век не видать. Всесильной рукой остановлен бессмертной души маховик, и в дыры разрушенной кровли кривится бессмысленный лик. Заслуженный отдых… Конечно, на то и копилась вина, чтоб жутким прожектором вечно светила там злая луна.

15 марта

ИЗ ДЖОНА КИТСА

Глаз хризопраз, и лес волос, и шея

Фарфоровая, и тепло руки

Единство их рассудку вопреки

Тебя моложе делает, нежнее.

О, небеса! Какой здесь вид! Шалею.

Нельзя не восхититься, до тоски

Нельзя не озвереть — две-три строки

Я подарить потом тебе сумею.

Но как же ненасытен я с тобой:

Твоей улыбке не страшна остуда

Знак острого ума, любви святой;

Мне не страшны любые пересуды,