Игла и нить - [200]

– Я чувствую все это, – ответила Анна, отказываясь чувствовать что-либо вообще.

Тетя достала из своего кармана пучок нитей и начала произносить заклинание.

– Теперь ты должна продемонстрировать мне, что контролируешь эту любовь, – сказала она. – Завяжи ее узлом на своем наузе. Убей ее в себе.

Анна кивнула и начала завязывать узел на своей нити – последний, седьмой узел.

– Если у тебя ничего не получится, он умрет, – предупредила ее тетя.

Сердце Анны бешено забилось. Вот она, ловушка. Всегда есть какой-то подвох. Она посмотрела на обмякшего на стуле Питера, но, когда началось заклинание, закричал не он.

Закричал Аттис.

Сдерживавшие его веревки натянулись. Все наузники как один в замешательстве повернулись к молодому человеку. Тетя переводила взгляд с Анны на Питера, с Аттиса на Эффи – на лице ее читалось изумление.

Аттис снова вскрикнул от боли, все его тело напряглось, вены на лице и шее вздулись. Анна наконец поняла, что происходит: нестерпимую боль молодому человеку причиняло ее заклинание. Я его убиваю!

– Нет! – закричала девочка, не в силах и дальше сохранять спокойствие. – Нет!

– Вытащите его на середину комнаты, – скомандовала тетя. – Он тот, кого она любит.

Нет, я не могу любить его. Веревки, впивавшиеся в тело Аттиса, мигом испарились. Он рухнул на пол. Двое наузников за ноги притянули его к себе. Молодой человек корчился в агонии, его лицо исказила гримаса боли… Смотреть на это было невыносимо.

– Он умрет, Анна, – крикнула ей тетя, – если ты не возьмешь свою любовь под контроль!

Анна упала на колени, обхватив Аттиса руками в попытке как-то облегчить его страдания, но заклинание тети было слишком сильным. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я не могу любить тебя.

Она вспомнила, что ненавидит и его тоже. Да! Я ненавижу тебя! Анна действительно его ненавидела. Науз выпал из ее трясущихся рук. Девочка подняла нить и продолжила завязывать последний узел. Она с ненавистью затянула его как можно сильнее. Аттис снова закричал, словно его пытали. Не работает. Ненависть не помогает! Она недостаточно сильна!

Девочка снова обратилась к чувству любви, отбросив все остальные. В конце концов любовь Анны к Аттису стала такой же голой и костлявой, как его белый ключ. «Гони любовь в дверь, она влетит в окно», – вспомнила девочка слова Селены. Сердце билось в такт с ее любовью к Аттису. Девочка снова туго затянула узел на своем наузе, ломая кости этому чувству.

Аттис почти задыхался, в его взгляде читались страх и боль. Он прижал руку к сердцу, его губы начали синеть.

– Этого недостаточно, Анна, он умирает.

Девочка вспомнила, как сидела с тетей в этой самой комнате, слушала музыку, но не могла ее почувствовать. Музыка волнами билась о ее защиту, не в силах проникнуть внутрь. Мелодия превратилась в простой набор нот, симпатичный узор. Любовь – та же музыка: узор, набор воспоминаний и чувств – гнева, радости, скорби, страха, желания, ненависти. Ей не нужно было их разделять. Все они были любовью. Анна посмотрела на Аттиса и позволила чувствам захлестнуть себя целиком, отделившись от них, но не отделяя их друг от друга. Они ничего не значат.

Аттис застонал.

Анна затянула узел. Ничего. Девочка поняла, что ей наконец удалось вновь обрести утраченное на мгновение спокойствие.

Анна внезапно осознала любовь, но не могла ее почувствовать. Она превратилась в интересное ощущение, не более того. Сердце Анны больше не отзывалось на него. Если сейчас она поцеловала бы Аттиса, то не почувствовала бы того, что чувствовала раньше.

Девочка окончательно затянула узел.

Аттису наконец удалось сделать глубокий вдох. Его тело расслабилось, агония прекратилась, лицо медленно вернулось к своему нормальному цвету. Молодой человек повернулся и посмотрел на Анну, однако в его глазах девочка по-прежнему читала боль и страх. Но при этом ничего не чувствовала к нему. Наконец ей удалось привести свои мысли в порядок. Сердце больше не грозило вырваться из груди, руки больше не тряслись; Анна посмотрела на наузников и обнаружила, что не испытывает в отношении их ни ненависти, ни страха. Она вообще почти ничего не чувствовала. Если это и значит быть наузником, то, возможно, быть им не так уж плохо.

– У нее получилось, – объявила тетя. – Она готова.

– Она едва все не испортила, – усмехнулась миссис Уизеринг. – И потом, кто этот юноша, Вивьен? Вы сказали нам, что она влюблена в того, другого.

Губы тети слегка дрогнули от переполнявшего ее раздражения. Она повернулась к Селене и многозначительно посмотрела на нее.

– Он парень Эффи, – сказала Селена. – Ты это знаешь.

Тетя наградила ее долгим и пристальным взглядом.

– Это ты все подстроила? Ты знала, что Анна влюблена в него? Это должен был быть Питер. Эффи предала ее с Питером, – не унималась тетя.

– Я не знала, но вероятность того, что Анна влюбится в него, была не больше вероятности того, что Эффи влюбится в Питера. Проклятие подействует в любом случае, а мужчина есть мужчина. Так ли уж это важно?

Тетя повернулась к Анне и как-то странно посмотрела на девочку.

– Предательство выходит каким-то неоднозначным. – Она нахмурилась, а затем рявкнула: – Избавьтесь от того, другого! Он нам больше не нужен.