Иезуитский крест Великого Петра - [10]

«Со всем почтением, — пишет историк М. М. Щербатов, — которое я к сему великому в монархах и великому в человеках в сердце своем сохраняю, со всем чувством моим, что самая польза государственная требовала, чтоб он имел кроме царевича Алексея Петровича законных детей, преемниками его престола, — не могу я удержаться, чтобы не охулить развод его с первою его супругой, рожденною Лопухиной, и второй брак, по пострижении первой супруги, с пленницею Екатериною Алексеевною… Пусть монарх имел к тому сильные причины, которых однако ж я не вижу, кроме склонности его к Монсовым, сопротивления жены его новым установлениям». В чем заключалась вина царицы перед своим мужем? Сие, писали историки прошлого, остается тайною. Некоторые иностранные писатели (Левек, Вильбоа, Лекрерк) уверяли своих читателей в том, что удалению Евдокии Федоровны из первопрестольной особенно содействовал А. Д. Меншиков (не утверждали ли они чью-то версию, отводя гнев на Меншикова, зная, что причина в другом?). Меншиков, писали они, в это время был в фаворе, имел сильное влияние на «ум и волю государя». Прочитаем строки, написанные Вильбоа: «Гордая царица не любила Меншикова, как безвестного простолюдина, взятого с улицы и из-под пирожкового лотка поставленного на ступенях трона. На ее презрение царский фаворит отвечал ненавистью и умел подвигнуть государя к ссылке и заточению Лопухиной». Но согласимся с тем, что о ту пору, как говорили в старину, Александр Данилович не был еще настолько силен, чтобы руководить действиями и волей Петра. Он еще только набирал силу, приглядывался и оглядывался.

В июне 1699 года окольничий Семен Языков объявил архимандриту суздальского Спасо-Ефимьева монастыря Варлааму именное царское повеление. Согласно повелению, пострижена была Евдокия Федоровна в келии старицы Маремьяны, под именем инокини Елены.

По столице пополз слух, будто остудила мужа к жене законной царевна Наталья Алексеевна. Ненавидела она ее. За что? Богу о том одному известно. Может, за нрав, а может, за красоту. Да только о неприязненном отношении царевны к царице говорили стрельчихи, говорили упорно. А можно ль им не верить? Впрочем, Н. Г. Устрялов замечал, едва ли это справедливо: «то был простонародный толк стрельчих, не знавших дела». Все же многие склонялись к тому, что Евдокия Федоровна пострадала, будучи старого покроя человек. Александр Гордон в своей «The History of Petor» (1775 г., II, 281) пишет, что она отдалила супруга от себя «безотвязною ревностью и упреками за привязанность его к иностранцам». Все в роду Лопухиных питали неприязнь и ненависть к иноземцам. Неприязнь эта была не случайной, как мы то увидим позже. Она доходила до того, что однажды один из братьев Евдокии Федоровны в присутствии царя оскорбил Лефорта. Шведский резидент Кохен, как и все иностранные посланники, внимательно наблюдавшие за происходящими событиями при царском дворе, сообщал об одном примечательном обеде у Лефорта 26 февраля 1693 года, на котором присутствовал государь. «В жару спора Лопухин (не Абрам ли Федорович? — спрашивает М. Семевский) стал поносить генерала самыми непристойными выражениями, наконец схватился в рукопашную, и в драке сильно измял прическу великого адмирала. Царь тут же заступился за своего любимца и наказал оскорбителя пощечинами».

Поблагодарим серьезного исследователя за переведенный им и приведенный в своем исследовании документ и прервем чтение его труда на этом месте. (Канву событий мы прослеживали согласно его изложению.)

На короткое время вернемся и остановимся на событиях февраля 1693 года. Жива мать Петра Наталья Кирилловна. Супруги живут дружно. О размолвке нет и речи. Растет и маленький Алексей. Авдотья (Евдокия) только пеняет на частые отлучки мужа и на связь его с немцами, которую не одобряет и свекровь. Оба без ума любят Петра. Чем же вызван гнев брата Лопухиной? Нам не восстановить истинного разговора, происшедшего в тот день между Лопухиным и Лефортом — этим устроителем пиршеств и веселий Петровых, не сыскать нам и охульных слов, сказанных в адрес царского любимца, но мы можем смело сказать, что поводом к серьезному столкновению было то, что, приблизившись к Петру, Лефорт настоящим образом совращал молодого царя, за что и был побит братом Евдокии Лопухиной.

Неприязнь к немцам была неприкрытой у русских людей. Выражалась она не к одному Лефорту, но и к Патрику Гордону — генералу-иезуиту, и к другим иноземцам, окружавшим государя. Попробуем поближе приглядеться к этим людям, а заодно заглянем в Немецкую слободу, так близко расположенную от Москвы.

VI

В 1841 году в Санкт-Петербурге, в типографии Н. Сахарова, вышла редкостная даже по тем временам книга «Записки русских людей». Опубликованы в ней были и «Записки Петра Ивановича Гордона». А в предуведомляющей записки статье находим следующие сведения о Патрике Ивановиче: «Патрик Гордон, бывший в русской службе под именем Петра Ивановича, родился 31-го мая 1635 года (на 37 лет старше Петра I. — Л.А.), в родовом своем имении, в Шотландии. Шестнадцать лет провел он в доме родительском, обучался под надзором отца и успел уже вмешаться в распри разных вероисповеданий. Отец скоро удалил его от этих неприятностей, отправив в Данциг. Гордон, прибывший в этот город, не нашел ничего сообразного со своим характером и переселился в Браунсберг. Здесь его приняли в Иезуитское училище. Два года строгой жизни до того наскучили ему, что он скрытно удалился в Данциг, с намерением возвратиться в свое отечество; но, за удалением кораблей, переменил свое желание и отправился в Варшаву, где тогда была знаменитая рота Шотландцев князя Радзивилла. Здесь он встретил только неудачи: Радзивилл был в отсутствии. Гордон переехал в Познань, где земляки снабдили его деньгами. Отсюда переселился в Гамбург. Здесь его приняли в Шведскую службу рядовым драгуном в полк герцога Саксен-Лауэнбургского. Из этого полка он перешел в полк графа Понтуса Де-Лагарди в 1656 году. Здесь его Поляки захватили в плен, и как военнопленного присудили на смерть. По ходатайству францисканского монаха он был избавлен, с условием вступить в Польскую службу. Шведы снова полонили его, и генерал Доглас взял его к себе в роту Шотландцев, а в 1656 году он поступил поручиком в полк герцога Цвейбриокенского. Вскоре он вторично был взят Поляками в плен, поступил в службу и дослужился до капитан-поручика. Оливский мир, заключенный в 1660 году, прекратил военные действия. Гордон выпросил увольнение и сбирался на родину. Здесь с ним встретился наш посол Замятия Федорович Леонтьев и уговорил его вступить в Русскую службу.