Иезуит - [10]

— И вы думаете, святой отец, — спросила Диана, — что если я буду поддерживать все это в принце Генрихе, то мне Господь Бог простит мое прошлое?

— Не только простит, но даже наградит вас через наш орден всеми земными благами.

— Это богатство я должна раздать бедным, не правда ли, отец мой? — сказала с оттенком грусти вдова де Брезей, что не ускользнуло от наблюдательных глаз иезуита.

— Бедным! — отвечал он. — Можете помочь бедным, дочь моя, но вы должны быть богаты. Ваше звание требует блеска и роскоши. Бог сотворил неравные условия жизни людей, и кто старается уничтожить данное ему Богом, тот, значит, восстает против Его святой воли. Нет, дочь моя, вы должны быть богаты — таково ваше общественное положение.

Диана встала, выпрямилась во весь рост, глаза ее загорелись, она вся вмиг будто преобразилась и сказала:

— Покончим, святой отец, эту комедию, все это переливание из пустого в порожнее. Поговорим откровенно. Вы от имени вашего ордена предлагаете мне союз?

— Да, дочь моя, я вам его предлагаю.

— Вы мне гарантируете богатства, почести, славу и опору вашего всемогущего ордена с тем, чтобы я влияла на короля и дофина и чтобы они притесняли еретиков с такой жестокостью, какой еще не бывало?

— Да, дочь моя, я вам это поручаю.

— Принимаю, — сказала графиня. — Кстати, сегодня вечером у меня будет король Франциск.

— Знаю, — продолжал иезуит. — Он возвратится сегодня вечером и, переодетый в платье простого кавалера, придет к вам, постучится в двери сада, и кормилица Алисой ему откроет.

— Боже! Как это вы все знаете! — вскричала Диана; удивление у нее превратилось в страх.

— О, дочь моя, я знаю вещи, только нужные для пользы общества, и всегда их забываю, когда минует надобность, но оставим этот вопрос. Завтра в Лувре, как вам, вероятно, известно, будет заседание по поводу религиозных событий в Германии.

— Да, я об этом слышала, — с некоторым замешательством отвечала госпожа де Брезей.

— Итак, в совете будут обсуждаться эти вопросы. Некоторые из приближенных короля против преследования реформаторов, не затрагивающих авторитет догматов. Они считают, что гонение еретиков только увеличит их силу.

— А знаете, святой отец, я с этим отчасти согласна, ибо история нам говорит, что религиозные преследования никогда не достигали своей цели.

— Вздор! — почти крикнул иезуит, вскочив со стула. — Паллиативные меры, конечно, только увеличивают силу еретиков, но меры радикальные всегда, безусловно, полезны; они с корнем вырывают зло. Обратите внимание на еретиков прежних веков: донатистов, арианцев, наконец на еретиков, близких к нашему веку, — альбигойцев; трон и церковь уничтожили даже воспоминание об их лжеучениях, потому что против них были приняты радикальные меры: не щадили ни стариков, ни женщин, ни детей — их всех уничтожили.

— Но, святой отец, я не чувствую в себе достаточно храбрости предлагать королю такие страшные меры, — с трепетом отвечала графиня. — Быть может, я не сумею оправдать надежды, возлагаемые на меня обществом.

— Король Франциск и дофин очень религиозны, мне это известно потому, что они избрали себе духовников из членов нашего ордена. Вы имеете влияние на короля и его сына и можете действовать в интересах церкви.

— Но, святой отец, — продолжала графиня, — право, я боюсь, буду ли я в состоянии уничтожить дух терпимости, господствующий в совете короля.

— Вы будете не одна, дочь моя, вас поддержит весьма влиятельный сановник.

— Могу я узнать его имя?

— Разумеется. Констабль Монморанси. В нем вы найдете самого верного и преданного союзника.

— Как! Этот грабитель? — вскричала Диана, услыхав имя известного своей жадностью временщика.

Иезуит пристально взглянул на красавицу, легкая, едва заметная улыбка скользнула по его тонким губам.

— Будьте покойны, дочь моя, — сказал он, — жадность Монморанси для вас не опасна, мы сумеем достойно вознаградить вас за ваши услуги. Еретички очень богаты, и список их имений находится в наших руках.

— Ах да, я и забыла. Впрочем, святой отец, вы не подумайте, что я жадна, я только желала бы иметь возможность прилично содержать себя, сообразно моему званию.

— Да, конечно, но я уже высказал вам мое мнение на этот счет. Теперь пока прощайте, я ухожу с полным убеждением, что вы позаботитесь о вашей душе, оказав услугу святой католической церкви.

— Но, святой отец, — вскричала графиня, — вы уходите, не благословив меня и не дав мне отпущения грехов?

Иезуит остановился. В его стеклянных глазах сверкнула искра довольства. Он с особым удовольствием, даже с восторгом, взглянул на эту красавицу, сохраняющую маску лицемерия даже перед ним, видящим ее насквозь.

«В самом деле она сильная женщина, — подумал Лефевр, — и вполне достойна быть членом общества Иисуса».

— Встаньте на колени, дочь моя, — сказал священник. Графиня повиновалась, и Лефевр произнес над ее головой известную молитву отпущения.

ФЕОДАЛЬНАЯ МЕСТЬ

Замок Монморанси имел вид настоящей крепости с толстыми зубчатыми стенами и многочисленным войском, наполнявшим дворы и казармы этого огромного здания.

Париж в ту эпоху изобиловал домами, похожими на крепости. Монархическая власть еще не вполне восторжествовала. Король не смел гневаться на феодалов — он в них нуждался. Последствием таких порядков было появление Ришелье, уничтожавшего своевольства дворян при помощи топора палача, но Ришелье тогда еще не родился. В описываемую нами эпоху каждый дворянин был королем в своем замке; самые вопиющие преступления дворян оставались безнаказанными; остальной народ не пользовался никаким правом, он только платил подати.