– У меня, есть лошадка, а вам, я полагаю, лошади не потребуются… Да, еще одна проблема. С нами отправляется Фэй.
Одна из женщин ахнула и всплеснула руками, а отец Фэй сделал вид, что очень недоволен. На самом деле, как видел Конан, он испытывал тайную гордость за свою крылатую дочку.
– Я прослежу за тем, чтобы с ней ничего не случилось, – обещал Конан.
Фэй радостно завизжала и вылетела из-за дерева, куда скрылась при виде родителей.
Конан в сопровождении своих крылатых спутников выбрался из садика, и вскоре уже все пятеро тронулись в путь.
* * *
Быть мартышкой оказалось куда приятнее, чем таскать на себе громоздкое человеческое обличие. Инь-Тай говаривал, что завидует одной фее, которая за один день умела входить во все семьдесят своих воплощений, по личному выбору и в зависимости от обстоятельств.
– Вот это женщина! – восхищался Инь-Тай. – Вот бы и нам так! Лично мне понравилось быть разным. То ты человек, то ты обезьяна… Необыкновенно!
– Ее считали оборотнем и однажды вызвали на суд богов, – напомнил ему Гун. – Она еле сумела доказать обратное.
– Что она не оборотень? – уточнил Инь-Тай.
Гун задумался.
– Не помню, – признался он.
Они разговаривали, обмениваясь короткими пронзительными криками, однако превосходно понимали друг друга. Некоторые звуки, бессвязные для человеческого уха, оказались прекрасно приспособленными для передачи довольно отвлеченных понятий.
Иногда бывшие ученики Тьянь-По видели внизу, возле пагоды, учителя Тин-Фу или его учеников. Тогда они принимались вопить и подскакивать на ветках, швыряя в своих недругов плодами и палками, но редко попадали в цель.
Мартышкам вовсе не хотелось снова становиться людьми – и теперь уже навсегда. Человеку приходится непрерывно учиться, в поте лица работать, постоянно быть вежливым и следить за своим поведением. Этикет в стае мартышек куда более прост. Можно, например, есть руками, засовывать в рот целые плоды и брызгать соком, визжать и верещать, ходить без одежды, неограниченно наслаждаться любовью и знаками внимания со стороны особ женского пола… И, между прочим, обезьяна – ничуть не менее почтенное живое существо, чем человек. Словом, в своем теперешнем состоянии Гун и Инь-Тай находили множество преимуществ. Но это отнюдь не означало, что они утратили неприязнь по отношению к тем, кто захватил их в плен и поступил с ними по собственному усмотрению. Поэтому они всячески пакостили мудрецу Тин-Фу. В меру своих обезьяньих способностей, разумеется.
И вот их осенила гениальная идея.
– Мы научим нашу стаю всему, что знаем сами, – объявил Гун. – Рукопашному бою, атакам и уклонению, ловким подножкам, ударам и захватам.
Деревья огласились радостными визгами и воплями.
– Это ты сам придумал? – спросил товарища Инь-Тай, когда восторг немного поутих.
– С твоей помощью, – подумав, ответил Гун. – Я созерцал твой хвост и размышлял о том, что имея четыре руки вместо двух и хвост в качестве подмоги, мы сможем сражаться куда более ловко, чем некогда. А затем я посмотрел на остальных наших собратьев по стае и подумал, что обучив их нашим уменьям мы получим непобедимое войско и сумеем нанести великий ущерб нашим врагам!
И оба бывших ученика Тьянь-По обнялись и пустились в пляс по веткам, причем оборвались и едва не упали, но в последний миг уцепились хвостами и повисли вниз головой. Это привело их в бешеный восторг, и они вопили и верещали на все лады почти час.
Наконец, успокоившись, друзья решили донести первые крупицы своей мудрости остальным обезьянам.
Поначалу мартышки совершенно не хотели учиться правильному рукопашному бою. Они то и дело норовили вцепиться друг другу в шерсть и укусить. Но гневные вопли и щедрые оплеухи со стороны новых вожаков обезьяньей стаи довольно быстро принесли хорошие результаты: обезьянки стали слушаться. Вскоре они дружно вскрикивали по сигналу и одновременно делали выпад одной из рук. Попутно друзья усовершенствовали приемы хорошо известного им боя, учитывая хвост.
Обезьянки оказались отличными учениками. Они не спрашивали – «почему», «для чего». Хотя считается, что ученики и не должны задаваться подобными вопросами, но все же люди – существа любопытные и своевольные. Таковы уж они от природы. Поэтому время от времени учителю приходится лупить своих учеников палкой по голове, дабы отбить у них охоту лезть с ненужными расспросами. Обезьянки таким недугом не страдали. Довольно было единственный раз объяснить им, кто главенствует в стае. Большего им не требовалось.
Несколько раз Тин-Фу выходил на порог своей пагоды, садился там и поглядывал на деревья. Не нравилось ему почему-то то, что там происходило.
– Почему так расшумелись обезьянки? – спрашивал он себя. – Неужели эти ничтожные болваны, которые разбили мои сосуды с маслом, мутят там воду? Нет, это исключено! Обезьяны – почтенные существа, но с рассудком у них гораздо хуже, чем у людей. Вряд ли моим бывшим пленникам удастся их облапошить. Для того, чтобы быть обманутым, существо должно обладать достаточно развитым рассудком. У обезьян этого нет.
И все же шум тревожил его. То и дело с деревьев падали ветки. С хрустом обламывались сучья. Пронзительные выкрики животных становились все более ритмичными. В конце концов это начало напоминать пляску дикарей, готовых выйти на тропу войны. Тин-Фу никогда не бывал в Черных Королевствах и не видел, как негры готовятся пойти в атаку, как они вопят, бьют в барабаны и приплясывают, топчась по земле жесткими босыми ногами. Но если бы он побывал там, он понял бы, что дело плохо: с мартышками действительно что-то случилось.
