Иероглиф Кальвина - [7]

Я приказал сжечь все.

Мы, твари-вторые, прекрасно научились справляться с подобными проблемами.

У нас, тварей-вторых, еще много жизней впереди.

Он больше не снится мне.

Запись от 452.9, Виктор Кальвин, 5:00 мемокам

Он больше не снится мне.

Запись от 452.9, Элейн Кальвин, 4:00 мемокам

Спустя год «Меркурий» попал в магнитную воронку на планете Джабраил.

Кажется, так звали одного из ангелов Судного дня — отличное название для подобной планеты.

Я встретил ангела, он бросил меня в грязь, и я стал как прах и пепел…

Наш крейсер разнесло на мелкие кусочки. Я не помню, как выжил сам. Просто очнулся среди искореженного железа, изрезанный, с огромными ожогами на руках.

Я не нашел тела Лины.

Может, кто-то другой и счел бы такое спасение чудом, но тогда оно превратилось для меня в проклятие. Я пытался плакать, но задыхался, потому что среди бесформенной массы раскаленных обломков корабля не было ни одного кислородного баллона. Только тела… Сотни изувеченных тел в острых лепестках раскаленного металла. Тот запах я не забуду никогда.

Я открывал рот в немом крике и бил кулаком землю, проклиная ее. Ближе к ночи я погрузился в забытье, надеясь, что оно станет для меня последним.

Утро вновь заставило меня жить.

Я почти ничего не видел — перед глазами все плыло и мерцало. Последствия кислородного голодания. Местное солнце жгло, словно спутало этот мирок с адской котельной. Единственное, что мне оставалось, — это поскорее сдохнуть.

На ощупь я добрался до скалы и нашел укромную расщелину, где танцевали тени. Там я и устроился, прислонившись к холодным камням и сложив ноги калачом — почти в позе Будды. В памяти возникло темное, бесстрастное лицо Хола в тот момент, когда он шел в двигательный отсек, сжимая в руке собственное вырезанное сердце.

Спустя несколько часов мне стало казаться, что Хол сидит рядом. Вонь сгоревших тел к тому времени стала почти невыносимой.

— Привет, дружище! — прошептал я. — Надеюсь, ты пришел одолжить мне свой чертов важадхава…

Ответом мне было молчание и далекий треск догорающего металла.

Я подождал еще немного, а потом вспомнил, что Хол не умеет говорить, и рассмеялся.

Слепой и немой — отличная парочка.

Мне захотелось броситься на пришельца с кулаками…

— Только одна жизнь, — прошептали мои губы, хотя, возможно, это все-таки был старина Хол.

А затем я услышал рев двигателей. Чьи-то руки подхватили меня и внесли в темноту. И небо закрыло за мной двери.

Привет! Есть кто-нибудь дома? Тук-тук… (на экране появляется лицо человека, очень похожего на Виктора, но на вид ему не больше двадцати лет)

Отключи дурацкую мемокамеру! (экран гаснет) Это моя первая запись. Странное ощущение. Будто все это уже было… (пауза)

Отец с матерью сейчас живут на Земле. Они чуть не погибли во время катастрофы «Меркурия». Чудом выжили. Папа сразу же ушел в отставку, чуть-чуть не дослужив до звания командующего «Караваном». Представляешь, как было бы круто? Мой отец во главе дюжины крейсеров и двух тяжелых истребителей класса «Ифрит» (экран включается сам собой)

Тьфу ты, да отключись! (жран тут же гаснет) Может быть, у меня получится стать командующим «Караваном»? Отец подарил мне свой талисман.

Ножик с какой-то планеты. На удачу. Он называл его важадхавой. Страшненькое словечко… (пауза)

Когда мы прощались, я сказал ему: «Хочу стать таким же, как ты!» (смеется)

А он только похлопал меняно плечу, улыбнулся и произнес: «Лучше останься самим собой, малыш».

Мама с отцом мне всю жизнь говорили, что я — особенный. (в голосе слышны довольные нотки) Уникальный и неповторимый. Такое, наверное, хочет услышать каждый ребенок.

И еще они говорили, что я — часть большого космического Иероглифа…

Запись от 623.5, Виктор Кальвин-младший, 16:06 мемокам