Иеффай и его дочь - [18]

— Если я возьму ее, — подумал он, — eё принесут в кровавую жертву Господу, и Бог убьет eё вместе с другими пленными.

Решение созрело мгновенно. Он вернет eё в лагерь такой, какая она есть, девушкой. Тогда она будет принадлежать ему по обычаю и праву рода и Господа. Вот тогда он и возьмет ее… Так и случилось. Он взял ее. С ней было очень хорошо, и Господа он не обидел. Но почему же ему отказано в сыне? Быть может, все же сердится на него непонятный Бог?

Догадавшись, о чем он думает, Ктура напала на него с напускной серьезностью.

— Если ты думаешь об этом, значит, священник тебе очень многое обещал, и твое сердце жаждет этого, — сказала она. — Может, тебе все же следует выгнать нас: меня и Яалу?

— Не шути так, Ктура, — попросил Ифтах.

— Но что ты собираешься делать? Что будет, если ты оставишь меня? — продолжала она.

— Об этом я и хочу тебе сказать… Его черты обрели жесткость.

— С наступлением второго полнолуния они придут от имени Господа и старейшин, чтобы выгнать нас из нашего дома. Они высекут на межевых камнях имена сыновей Зилпы. И если они проявят великодушие, то доверят мне одно или два стада. И стану я судьей над отарой из трехсот овец. Елек будет платить мне жалование — по три шекеля в год. А если у него будет хорошее настроение, то и тебе — шекель.

— Не могу представить тебя в услужении у Елека, — задумчиво и почти весело сказала Ктура.

И, по-детски гордясь собственным знанием людей, добавила:

— Знаю, что ты будешь делать…

— И что же, умница моя? — заинтересовался Ифтах. — Скажи мне, Ктура.

Ктура, медленно вышагивая перед ним, заговорила снова, и eё речь точно попадала в ритм шагов:

— Прекрасны белые дома Маханаима. Приятно с крыши нашего дома или со сторожевой вышки смотреть на наши земли. До чего же красивы колыхающиеся от ветра хлеба, дрожащая листва олив!.. Но чёрно-коричневые палатки кочующих пастухов тоже прекрасны. Прекрасны радость и страх перед неизвестностью завтрашнего дня, надежда, что в оазисе найдешь воду и пальмы. Прекрасен даже ужас, который возникает, когда до самого горизонта простираются лишь сухие пески. Прекрасны безграничные степи. А бездонное, голубое небо над головой…

Внезапно она остановилась, невидящими, дикими глазами посмотрела прямо перед собой, воздела руки и испустила громкий крик.

Не отрываясь, Ифтах смотрел на нее. Это из его груди исходил eё крик…

Будущее в неясных очертаниях порой мерещилось ему. Внутренним взором он видел, как едет в Южный Гилеад, собирает друзей, чтобы восстать против несправедливости, которая грозила его семье. Но все это были туманные планы. Теперь вдруг в голове его прояснилось. Существует только один выход: он уедет с женой и ребенком в пустыню и будет ждать удобного случая.

Священник предоставил ему выбор: власть или рабство. Но при этом даже не предполагал, что Ифтах найдет третье решение — выберет пустыню.

Всю жизнь Ифтах провел за крепкими стенами. Но часто тосковал в их тесноте. Ему не хотелось больше каждый день натыкаться на межевой камень соседа и ограничивать себя законом и запретами. Он жаждал делать то, что представлялось ему справедливым. Он радовался будущей жизни на просторе, в безграничных степях.

Авиам желал разлучить с ним Ктуру, мечтал держать его в рамках своих дощечек, на которых нацарапаны заповеди союза Господа. Ктура не произносила высоких слов, как это делал священник. Она говорила о доме, о пашне, скитаниях, воде и степи. Но Ифтаху казалось, что он стоит перед ясновидящей, указывающей ему правильный путь.

X

Ифтах прекрасно чувствовал опасности, навстречу которым он шел. Когда он говорил о жизни в пустыне, Ктура вспоминала о скитаниях eё рода. Каждый, кто шел вместе с родом, имел надежную защиту. Принадлежавшие роду составляли единое целое. Если кто-то страдал от несправедливости, это касалось всех. Они устраивали общие праздники, вместе отвечали ударом на удар. Одна мысль об этом пугала захватчиков. Тем не менее, он, Ифтах, не мог присоединиться к кочующему роду аммониак, ибо не мог лишиться собственного Бога. Ему с Ктурой и ребенком предстояло жить в пустыне одиноко. Их некому будет защитить. Никто не встанет рядом, чтобы помочь им или отомстить за них. Мало того. Для них закрыта Мидбар — степь, луга и пастбища, где обычно кочевали эти племена. Им оставалась только Тогу глушь и пустыня.

Как правило, там селились опальные и беглые. Находились и такие, кто скитался по пустыне добровольно. Оседлые смеялись над кочевниками. Давали им клички — «горячие», «скачущие», «саранча». Однако время от времени возникал слух, что кто-то, устав от запретов и заповедей, отправился в Тогу.

Таких людей называли анашим реким, мародерами, пропащими людьми. Их презирали, и они боялись всех. И вот теперь Ифтаху предстояло стать одним из них.

Его фантазия тотчас же набросала план новой жизни. Он умел притягивать к себе людей, его охотно слушали. Может, ему удастся объединить этих «пропащих»… Толпа, которую возглавит находчивый человек, имеет гораздо лучшие перспективы, нежели одиночка. Ифтах злобно улыбнулся. Разве священник не хотел сделать из него вождя? Он сформирует из людей пустыни военный отряд, положит начало новому клану, новому роду…