Идущие - [54]

Нга-Эу робко просится сказать. Старший рычит на них обоих.

— Я решил так! Поэтому иди и делай. Сердце не пропадёт. Мы запрём чужака в тюремной яме и дадим ему стручки.

Нга-Аи просится сказать. Получает кивок и встревоженно спрашивает:

— Он может быть шаманом, раз Громкий. Правильно ли опускать его в яму?

— Был бы шаманом, превратился бы в дым или дерево, и Нга-Лог бы его не нашёл.

Нга-Лог уныло чистит копьё. Ему не хочется идти к Горе, не хочется оставлять Нга-Аи. Видение пальцев, гладящих её ухо, колет глаза, как брошенный ветром песок.

— Нга-Тет умеет чертить знаки, — пытается он напоследок.

— Пока он дохромает к Горе, пройдёт цикл. Возьми коренья, возвращайся к вечеру. Больше не говори, запрещаю.

Нга-Лог послушно умолкает. Нга-Аи спешит к хранилищу, чтобы выбрать самые свежие корни и увязать их в мешочек. Нга-Тет толкает чужака к открытой тюремной яме. Тот не сопротивляется, только оборачивается, вертит головой во все стороны, пытаясь то ли понять, где находится, то ли собраться с силами и предпринять отчаянную попытку сбежать.

— Не крутись, вертихвост! — бурчит Нга-Тет. — Вертихвост без хвоста. Ууу…

Нга-Аи завязывает коренья и протягивает их подошедшему Нга-Логу. Он хочет тронуть её за ухо, но Нга-Аи изворачивается.

— Нельзя. Ты видел. Ты понимаешь?

— Да.

— Отдашь корни шаману. Тут все его любимые.

Нга-Лог благодарит, склонив голову. Устраивает мешочек на поясе, закидывает копьё на плечо. Нга-Лор смотрит вслед брату.

— Хорошо, что есть Тот, Кто Живёт На Горе. Пусть он решает, чем двуглазый станет для нга: нашим рабом, нашей едой или удобрением под наши посевы.

Нга-Лор умеет говорить точно и складно. Все соглашаются. Он снова дёргает Нга-Аи за ухо, не обращая внимания на то, что Нга-Эу опускается на корточки, закрывая лицо ладонями, как полагает оставленной женщине, и начинает вызывать третьим глазом видение погребального костра.

К. — Центру

Обновляю сведения: один из наблюдаемых направляется к Горе. Ориентировочное время прибытия — четыре часа. Полагаю, что вопросы связаны с появлением в становище чужого. Запрашиваю инструкции.

Центр — К.:

Сведения приняты к обработке. Ожидайте ответа после совещания контактной группы. Ориентировочное время получения — тридцать минут.

К. — Центру

Вас понял. Про заказ-то не забыли?

Центр — К.:

Шесть литров молока и прочее по мелочи. Напьёшься, не буянь.

К. — Центру

Кэп, опять ты. Ты что, сменил сферу деятельности?

Центр — К.:

Нет, мне интересно, чем всё кончится, поэтому я сижу у координаторов, а они меня не гонят. Добрейшей души люди… У нас тут пуэр, партия в вист и твоё «В мире животных». Будь другом, включи прямую трансляцию, а то все записи уже по десять раз прокрутили.

К. — Центру

Ты циничен и невозможен. Как, впрочем, и весь координаторский отдел. Там человек откуда-то влетел в прореху и сейчас, наверное, собирает по кусочкам свой треснувший шаблон, сидя в вонючей дикарской яме, а вы смотрите и глумитесь. Не стыдно?

Включаю трансляцию. Проверьте, пожалуйста, качество сигнала.

Центр — К.:

Почти поверил, что ты возмущён.

Сигнал прекрасный. Спасибо.

К. — Центру

Наслаждайтесь, бессовестные.

До него здесь уже были. Кривые царапины на стенах, будто кто-то хватался пальцами (когтями?), пытаясь взобраться вверх по скользкой глинистой земле, утоптанный бесцельным брождением пол, стойкий запах страха, грязи и мочи — тюремная яма как она есть, мрачная, сырая, промозглая, с тёмной густотой теней и вяжущей атмосферой отчаяния. Кого эти остроухие мариновали тут — врагов, будущих рабов? Или всё-таки еду… Но такой, как он, в яме вряд ли сидел раньше. Чем не повод для гордости. Только, наверное, всё-таки не своей — их.

Человек нашёл под ногами ветку и выскреб на стене инициалы: «Р.Р.»

«Это всё, что останется от меня, если…»

Хорошенькое наследство!

Рыжая хмарь плясала перед глазами. Чёртово наваждение. Что с ним теперь станет?

Подперев подбородок рукой, Капитан смотрел на еловые лапы, простёртые над тёмным прямоугольником вырытого в земле углубления ямы-тюрьмы. Уютно заворчал вновь поставленный электрический чайник. На всю дежурку тонко, приятно и ненавязчиво пахло имбирным вареньем и терпкой густотой чёрного чая. Один из координаторов спросил Капитана, что он об этом думает.

— Отличное чаепитие, — произнёс Капитан. — И варенье вкусное. Надо мне почаще заходить.

Координатор коротко хохотнул и кивнул на экран — я, мол, про дурика в яме.

— Ну, что тут можно сказать. Кому-то немного не повезло.

— Да он вообще счастливчик! Через такой лес прошёл, и ни один местный хищник даже за пятку не цапнул. Даже не учуял. Зато теперь сожрут хвостатые. Но это не так обидно — стать ужином почти себе подобному.

— Почти подобному, — иронично повторил Капитан. — Вот именно — почти. И почему не обидно? Не вижу в подобном варианте съедения ни малейших плюсов.

— Потому что эти дикари, имеющие, впрочем, вполне благородные души, ни за что не заставят себе подобного мучиться, растаскивая по кусочкам наживую. Они сперва его оглушат, а потом аккуратно перережут горло. И миску подставят, чтобы никого не забрызгало.

— Обычаи у них такие. Правила, — вставил второй координатор. — А из крови, натёкшей с горла, они варят похлёбку.