Иду на задержание! - [12]
— Ты что здесь пристроился? На билете экономишь? А ну, давай в вагон!
Грохот поезда заглушал слова, и Сычеву приходилось кричать, чтобы «заяц» его услышал. Тот неохотно поднял голову, оглядел старшин, буркнул:
— Не, мне и тут хорошо. На следующей все одно слазить.
— Давай, давай! А то еще свалишься под колеса. Вон как тащит…
Поезд шел на предельной скорости. За боковыми защитными гармошками свистел ветер, под ногами грохотали и ходуном ходили надбуферные горбатые пластины.
«Заяц», снова втянув голову в плечи, угрюмо молчал, как будто и не слышал приказа старшины.
— Что так и будем здесь дрожать? Шагай в тамбур! — рассердился Русанов, уже по-иному разглядывая подозрительно упрямого пассажира. — Или помочь тебе?
Русанов сделал шаг к «зайцу», чтобы взять его за рукав, и тут же отпрянул, чуть не получив удар ногой в лицо. Незнакомец, сделав отчаянный прыжок, уже забрасывал тело на крышу вагона.
— Ах, паразит!
Русанов ухватился за железную лесенку, легко и быстро подтянулся. Ветер остервенело хлестнул его, пытаясь сбросить с вагона.
«Заяц» уже топтался на другом конце вагона, видимо, не решаясь перепрыгнуть на соседний.
Сразу же вслед за Русановым на крышу вскарабкался Сычев. Не рискуя выпрямиться, он стоял на четвереньках, и, стараясь перекричать вой ветра и колесный лязг, предупреждал о чем-то Русанова. До старшины доносились обрывки слов:
— …пасно… гись… ужие!..
Русанов, согнувшись, шагнул вперед и сразу же поскользнулся. Хорошо успел зацепиться за вентиляционную трубу.
«Проклятые валенки! Не иначе, в вагоне вступил в воду. Теперь на подошвах ледышки. С ними живо скатишься», — подумал он.
Сорвав перчатку, поскреб валенок ногтями. К нему приблизился Сычев, спросил с тревогой:
— Что случилось?
— Ничего хорошего, скольжу.
— Тогда давай вниз! Я его сейчас в вагон загоню.
Где на четвереньках, где выпрямившись почти во весь рост, Сычев споро двинулся по крыше. «Заяц» был уже на следующем вагоне.
Русанов немного постоял и тоже осторожно пошел вперед. «Двое не один. А что, если у беглеца в самом деле оружие? Нет, внизу мне делать нечего. А до остановки еще времени много».
Паровоз мчал зеленые вагоны по широкой белой равнине. А по крышам несущегося в снежном вихре состава, в хвост его, осторожно пробирались три фигуры. Вот передняя мягко перепрыгнула на следующую крышу.
Встречный поезд своим густым отчаянным ревом на минуту придавил фигуры к покатым ребрам крыш и завалил их молочно-белыми клубами дыма. Прогрохотал встречный — и фигуры снова двинулись в путь.
«Заяц» перепрыгнул на последний вагон. Следом прыгнули и милиционеры. Беглец заметался на краю вагона, повернул к милиционерам худое испитое лицо. В широко раскрытых глазах стояло отчаяние. Вдруг он спружинился, сделал короткий шаг к кромке вагона и с силой оттолкнулся. Уши резанул крик:
— А-а-а!
Русанов и Сычев переглянулись и, не сговариваясь, шагнули на край ската. У обоих мелькнула мысль, что не дай бог налететь на столб или какую-нибудь железяку, которых предостаточно вдоль дороги. Одна надежда — на снег.
Прыгнули они почти одновременно и с размаху врезались в рыхлый, припорошенный паровозной копотью сугроб. Вагоны прогромыхали мимо — и стало тихо.
Выкарабкиваясь из сугроба, Русанов увидел «зайца». Тот топтался неподалеку в снегу, отплевываясь и протирая рукавами глаза. Он тоже увидел старшину, лицо его перекосилось, он тяжело задышал и сунул за пазуху руку.
Русанов рванулся к нему, пробивая вязкую стену сугроба. Беглец успел вытащить наган, но в следующую минуту старшина навалился на него и подмял под себя. Исход борьбы решил подоспевший Сычев…
Вместе они вытащили «зайца» из снега, поднялись на насыпь. Подтолкнули его вперед. Сами тяжело пошли следом, плечо в плечо, изредка переговариваясь. Русанов на ходу проверил обойму отобранного нагана, нахмурился. Отшагали уже километра три. Наконец зачернели домики пристанционного поселка. Русанов повеселел:
— А что, старшина, — обратился он к другу, — наш чай-то, поди, остыл, сердится курносая: обманули, мол, не пришли.
— Ничего, в новое дежурство встретимся, извинимся. Скажем, за «зайцем» охотились…
ВЫПОЛНЯЯ СВОЙ ДОЛГ
Каждый год 10 ноября, в День советской милиции, на городское кладбище Кемерова приходит отряд в милицейской форме. В суровом скорбном молчании стоят солдаты порядка у могил соратников, погибших при исполнении служебных обязанностей. На одном из надгробий слова: «Коломейцев Анатолий Никитович. 1923—1953»… Это же имя носит одна из улиц в областном центре Кузбасса.
Во второй половине июня пятьдесят третьего Кемеровскую милицию начало лихорадить. Не успевали разобраться с одним «глухим» преступлением, как возникало другое. В том, что орудует организованная шайка грабителей, скоро ни у кого не осталось сомнений. Действовали пятеро. Облюбовав магазин, они глубокой ночью расправлялись со сторожем, взламывали двери, забирали деньги и наиболее ценные товары. Счет начали с магазина орса азотнотукового завода. Затем последовал налет на магазин совхоза в деревне Мазурово.
Прошло два дня — и снова преступление, теперь в пригородной деревушке Кур-Искитим. Сторож убит, магазин основательно «вычищен».
