Идолопоклонница - [43]

И Женя мимо воли задумалась. А правда — как бы она поступила на Любкином месте? Вот если бы любила Любкиного ухажера, если бы посчитала его своею судьбой. Воспользовалась бы она тем, что ее условный кавалер оказался на Женькином пороге? Как бы поступила? Выгнала бы прочь, опасаясь за семейное счастье подруги, или с радостью впустила бы, забыв обо всем на свете?

А как Женя поступила с Димочкой? Ведь знала, что женат, разве это ее остановило? Если речь идет о любви — разве есть что-нибудь, способное остановить человека? Тогда за что она все эти годы ненавидела Пивовариху? Может быть, она и правда любила, а не из чистой подлости пригрела предателя на своей груди?

Но даже если любила — что это меняет? Подлость всегда остается подлостью, и никакая любовь тут не может быть оправданием! И то, что Женя и сама в некотором роде уподобилась Пивоваровой, не совсем корректное сравнение. Потому что Алина Петракова ей совершенно посторонний человек, а потому она ее не предает. И вообще — разве Алина может быть подходящей женой Димочке? Это же абсурд! Кто он и кто она. Он — это же ОН, это же сам Дмитрий Городинский, непревзойденный гений, золотой голос современности! И кто такая по сравнению с ним Петракова? Полный ноль и абсолютное ничтожество! Это как раз Петракова нечестным путем завладела Димочкой, а потому Женя никого и не предавала, она всего лишь попыталась забрать свое!

— Знаешь, Жень, — после довольно долгой паузы продолжила Пивоварова. — Он такие слова красивые говорил. А про тебя сказал, что никогда не любил, мол, просто пожалел глупую забрюхатевшую девчонку. Говорил, что сугубо из жалости, понимаешь? Жалко, мол, дуреху, стало, куда она сама с дитенком денется? А потом, мол, понял, что на одной только жалости семью не построишь… Говорит, понял, что никогда не смогу полюбить ни ее, то есть тебя, ни ребенка твоего. Так и сказал: 'твоего', как будто сам к нему ни малейшего отношения не имеет. А тебя, говорит, давно люблю, давно в твою сторону посматриваю, да не хотел Женьку огорчать. Он ведь меня даже с мамашей своей познакомил, представляешь? Мол, знакомься, мамочка, вот моя любимая женщина, вот она, моя будущая жена. Какая, говорит, ты, мамуля, у меня молодец, какая мудрая и прозорливая женщина! Как сразу просекла, что Женька Денисенко — не моя половинка, ошибочка вышла. А вот Любаша Пивоварова — моя мечта, моя любовь до гроба!

Люба всхлипнула, налила водки, и, даже не предложив Женьке, махом выпила. Хрустнула огурчиком и продолжила:

— Представляешь, сволочь какая?! Я-то размякла от таких слов, расчувствовалась, как последняя дура, и даже не сообразила, что он таким макаром пытался к мамочке своей подластиться! Чтоб простила неразумного сына, чтоб в родной дом впустила. Ну, мамаша-то, знамо дело, на то и мать, чтоб прощать. Так что двери отчего дома распахнулись пред заблудшим сыном. А он, сволочь, пользуясь моментом собрал манатки и был таков. К мамочке вернулся, к папочке. А я одна осталась. И тоже с пузом. Слава Богу, срок еще позволял избавиться от приблудыша. И ведь как убеждал, гаденыш: 'Рожай, Любаня, обязательно рожай! Это мне Женькин ребенок даром не нужен был, а от тебя, от любимой женщины…'

И тут уже заплакала Любка.

— Нет, Жень, представляешь, какой козел, а? Только утром 'уси-пуси', мол, люблю и все такое, а вечером, как только от его мамаши вернулись, тут же манатки собрал. Хоть бы ради приличия переночевал, а уже утром ушел. Так нет же, он, видимо, еще у мамаши своей все продумал, решение принял. А по дороге домой ну такой ласковый был, такие слова говорил! А дома сразу переменился. Вот ей Богу, Женька, сразу! Только порог переступил, и сразу такой деловитый стал. Аккуратненько так рубашечки свои сложил, бритву, зубную щеточку. Даже, сволочь, зубную пасту забрал!

Женя слушала молча. Не перебивала, только ужасалась, как же их с Любкой угораздило влюбиться в такую сволочь. Это ж надо, даже зубную пасту забрал!

Пивоварова еще раз всхлипнула и улыбнулась натужно:

— Слушай, Жень, а может, нам бы радоваться надо, а? что избавились от такой сволочи? Представляешь, если бы он на тебе женился? Или на мне? Понарожали бы детей от этой скотины, всю жизнь пришлось бы этого урода терпеть, все его выбрыки. А он бы еще на сторону бегал. Это уж как пить дать — еще тот кобель, такой никогда не угомонится! Разве что в результате несчастного случая лишился бы своего подлого достоинства. Нет, Женька, мы с тобой радоваться должны, что все так произошло…

Однако вместо радости Любка разревелась пуще прежнего:

— Ой, Женька, как я его люблю, эту паскуду! Ненавижу до смерти, и разлюбить не могу! А еще… у меня ведь теперь детей не будет. Так докторша сказала… Вот ты мне и скажи — стоят ли все эти мужики наших бабьих слез, а?! Мы их ненавидеть должны, а вместо этого убиваемся из-за них, как последние дуры!

— Это точно, — печально констатировала Женя. — Дуры и дуры, что тут скажешь?

И тоже всхлипнула.

Быть бы там всемирному потопу, да тут очень кстати подошел Антон.

— Эй, девчонки, вы чего грустите? Что за слезы? За подружку радуетесь? Или оплакиваете ее жизнь холостяцкую? Неправильно это. На свадьбе надо веселиться, а не слезы лить. Жень, пошли танцевать? Нам с тобой по статусу положено хотя бы один танец станцевать. Не возражаешь?