Идолопоклонница - [23]

Вообще-то периодически Женя ловила себя на мысли, что, быть может, с нею и правда что-то не в порядке. Ведь и в самом деле — это же девчонки-соплюшки влюбляются в кумиров, это ведь для них в подобной влюбленности не было ничего ненормального. Но она-то, она! Ведь взрослая же женщина, ведь уже почти подобралась к порогу двадцатишестилетия! Ведь многое познала на собственной шкуре, с её ли горьким жизненным опытом ставить себя на одну ступень с малолетками? И тут же гнала от себя прочь подобные мысли. Да, у нее были бы основания волноваться насчет собственного душевного здоровья, если бы она просто влюбилась в картинку, как все те малолетки, которые не дают Городинскому проходу после концерта. Но ведь у нее-то как раз все было иначе, у нее ведь — совершенно иной случай, другая ситуация!

Ну разве Димочка Городинский — не такой же человек, как и остальные? Да, он, конечно, знаменитость и талантище, каких поискать, но ведь при всем при этом он же остается таким же человеком, как и остальные. И у него тоже, как и у остальных, есть своя судьба. А в судьбу Женя верила свято. И все свои беды сваливала на нее же: судьба, мол, такая, что ж тут поделаешь? Но ведь судьба не может быть стопроцентно горькой, ведь это было бы крайне несправедливо! Значит, свою горькую чашу она уже испила до дна, значит, теперь ее ждала сладкая награда в лице Димочки Городинского. Ведь не просто же так они с ним родились в один день? Ведь не просто же так она влюбилась в его бесподобный, совершенно гениальный голос? Нет, нет, и еще раз нет. Даже у звезд есть судьбы. У звезд небесных и земных. У каждого своя судьба, даденная еще при рождении. И кто сказал, что если Димочке было судьбою написано стать гениальным певцом, то его спутницей, его единственной и неповторимой, его любимой должна была стать только Алина Петракова и никто иной? Почему знаменитый певец не может полюбить простую, никому неизвестную женщину? Нет же, нет! Именно Женькиной простотой и неизвестностью и должна уравновешиваться Димочкина слава и успешность! Потому что иначе получается слишком несправедливо: одним — всё, другим — фигу с маслом. Нет, все-таки Женя была абсолютно уверена в том, что самою судьбой предназначена для Дмитрия Городинского. А потому никакая она ни ненормальная, и вовсе ей не нужно по совету Сычевой обращаться к психиатру. Или к психологу — какая, в принципе, разница? Главное, что она нормальная. И она не ровня всем этим сумасшедшим отвязным соплюшкам. Они — просто распущенные малолетки, а она, Женя — судьба великого певца, Димочки Городинского!

Места у них с Лариской оказались довольно далеко от сцены — еще бы, чтобы сидеть в первом ряду, Женьке пришлось бы целый год складывать зарплаты копеечка к копеечке, питаясь воздухом. Да она не слишком переживала по этому поводу — ведь уже имела возможность убедиться на собственном опыте, что это из зала хорошо виден человек на сцене, в обратном же направлении видно, наверное, одну только черноту зала, ведь в глаза нещадно светят прожектора. Иначе ведь Димочка давным-давно заметил бы ее. Так чего переживать? Сиди она хоть в первом ряду, хоть в тридцать первом — результат будет один. Нет, тут нужно другое…

Как обычно, Женя пришла на концерт не с пустыми руками. В очередной раз купила шикарный сборный букет: тут тебе и розы, и лилии, и даже неправдоподобно голубые голландские хризантемы. И букет этот как нельзя более подходил для задуманной Женькой операции: купи она хиленький скромный букетик из пяти гвоздичек, ее идея как пить дать провалилась бы.

По опыту прошлых концертов Женя не стала спешить. Уж теперь-то она точно знала — ее букет должен быть сверху, иначе все опять окажется впустую. А потому, как бы ее ни подталкивала под руку Лариска, требуя немедленно избавится от цветов, нещадно мучивших ее резким запахом, Женя терпеливо выжидала. И, лишь дождавшись, пока на руках у зрителей уже практически не осталось цветов, по крайней мере, в поле ее зрения не попадал ни единый владелец букета, только тогда решилась.

Не дожидаясь окончания очередной песни, Женя выбралась из середины ряда, не обращая ни малейшего внимания на то, что мешает кому-то, тихонько подошла к сцене и стала сбоку, чтобы привлекать как можно меньше чужих любопытных взглядов. А когда Городинский, наконец, закончил очередной шлягер переливчатым сладкоголосым 'Ла-ла-ла', как настоящий фокусник вытащила из рукава заготовленную загодя записку, воткнула ее в цветы — благо букет был густой и сложенный тетрадный листок держался в нем крепко, даже не колыхался при движении. Когда раздался оглушительный рев восхищенной толпы, заглушающий бурные аплодисменты, Женя решительно двинулась к центру сцены, как раз к месту, над которым возвышался Городинский, и торжественно вручила ему букет. Тот с дежурной улыбкой на лице принял дар и тут же определил его на возвышающуюся у его ног гору цветов. На Женю, как всегда, даже и не глянул. Впрочем, она не огорчилась — именно так, по ее понятию и опыту, и должно было быть. Зато потом, после концерта, когда он прочитает записку…