Идиоты - [13]

Справа была арка, и Максим, все для себя решив, нырнул в нее, стараясь ступать как можно увереннее. Он пересек проходной двор, вышел на параллельную улицу и потом еще несколько раз поворачивал наугад, все больше удаляясь от дома, пока сзади не заподозрили неладное. Сперва там начали негромко переговариваться, затем кто-то нагнал Максима и, положив на плечо тяжелую ладонь, спросил:

— Сусанин, ты не заблудился? Долго еще?

— Почти пришли — вон он, видишь? — Максим показал куда-то в темноту, одновременно стряхивая руку с плеча, и тут же бросился в противоположную сторону. Он не бегал уже много лет и сейчас вспомнил, какое это счастье — лететь, легко отталкиваясь от асфальта, всем телом разрезая уплотнившийся вдруг воздух. За спиной никто не кричал, было слышно только тяжелое дыхание и стройный топот, как будто преследователи бежали в ногу, подчиняясь единому ритму погони. На краю сознания мелькнула мысль, что он выбрал не то направление и теперь снова приближается к дому, — мелькнула и тут же исчезла, растворившись в детской радости бега, в ощущении свободы и всемогущества. Максим быстро начал задыхаться, поэтому глотнул обжигающую и пьянящую прохладу ночного воздуха и едва не засмеялся от радости, догадавшись, что теперь все будет хорошо, что его не догонят и он будет бежать долго-долго, пока не кончится город, не исчезнут дома и впереди не начнет подниматься из леса большое солнце, но в эту секунду его толкнули в спину и он полетел вперед, обдирая об асфальт ладони и колени. Он еще катился по земле, когда кто-то пнул его в живот — удар из-за этого получился несильным, но в конце концов Максим остановился, распластавшись на асфальте, и его начали бить со всех сторон. Он попробовал подтянуть колени к груди и закрыть голову руками — даже не для защиты, а чтобы стать совсем маленьким, сжаться в точку, твердую и круглую, в которой не останется места для боли, — однако боль уже была везде, она распухала, заполняя собой весь мир, заливая его красным и черным с ветвистыми белыми всполохами.

Максим еще был в сознании, когда они наконец остановились.

— Умер Максим? — кажется, это спросил тот, с болячкой, и все засмеялись. Кто-то умело обшарил его карманы, достал деньги, отбросил в сторону разбитый, видимо, телефон, и скоро во дворе стало тихо и пусто. Максим еще успел порадоваться, что не носит с собой паспорт, где есть штамп с адресом дома, но тут его вырвало, он попытался повернуть голову, чтобы можно было дышать, и провалился в темноту.

Когда Максим пришел в себя, вокруг пахло едой и лекарствами, осторожно позвякивала посуда. Голова лежала на теплом и мягком — кажется, кто-то держал ее на коленях. Он осторожно открыл глаза и, с трудом сфокусировав зрение, увидел плохо закрашенное пятно на потолке. Смотреть было больно и вообще по-прежнему было очень больно, поэтому Максим снова опустил веки, по изнанке которых сразу поплыл мелкий мусор теней. На лоб легла маленькая сухая ладонь, и когда он снова посмотрел наверх, над ним склонилось лицо, показавшееся ему самым совершенным из всех, что он когда-либо видел. Удивительнее всего были глаза, темно-зеленые, словно листья южного дерева. Максим попробовал что-нибудь сказать, но сначала нужно было откашляться, а это тоже оказалось больно. Во рту был привкус крови и чего-то гадкого.

— Все хорошо, — сказала девушка и погладила его по волосам. — Поспи, я буду рассказывать тебе сказку. В давние годы, в старые времена, было или не было, жил один человек, звали его Максим.

Он закрыл глаза и улыбнулся. Все действительно было хорошо: сейчас его придумают, и тогда снова можно будет жить.

Подмена

В четверг, восемнадцатого апреля, Миш- ка обнаружил, что воспитательницу Маргариту Николаевну подменили.

Никто, кроме него, не заметил подмены: все молча и сосредоточенно переодевались, неаккуратно запихивая вещи в узкие деревянные шкафчики. Один Мишка застыл, держа в руке правый ботинок и глядя на Маргариту Николаевну. С ботинка падали бурые капли. Воспитательница была очень похожа на настоящую — особенно когда начала медленно поворачиваться к Мишке, уже открывая рот, чтобы крикнуть: «Банников!» Он спохватился, поставил ботинок на пол и стал надевать тапочки. Разобраться с подменой надо будет позже, решил Мишка. Пока незачем привлекать к себе внимание.

Все утро он наблюдал за поддельной воспитательницей — не выдаст ли она себя еще чем-нибудь. Но та вела себя как ни в чем не бывало: грозно смотрела по сторонам, изредка покрикивая на нарушителей порядка, а время от времени, утомившись, отворачивалась к забранному ржавой решеткой окну. Мишку это не успокаивало. Подмена была настолько очевидной, что он никак не мог понять, почему все остальные не обращают на нее внимания. Нужно было выяснить, действительно ли они ничего не замечают или просто решили смириться с неизбежным — Мишка уже не первый раз сталкивался с нездоровым фатализмом своих одногруппников. Для начала он решил обсудить факт подмены с Ленкой Кругловой. Друзьями они не были, но Мишка всегда уважал Круглову за независимость суждений и бесстрашие в драке. Однако никакого разговора не получилось. Ленка, ковыряя заштопанные на колене колготки, внимательно выслушала Мишкин рассказ, сказала: «Дурак» — и ушла на другой конец комнаты.