Идиотам просьба не беспокоиться - [33]

– Мидии сухие, – сказал он, скорее, с болью, чем с возмущением. В этом действительно было что-то трагическое: когда ты на пляже, в отпуске, хочешь есть и платишь огромные деньги… за обед, который есть невозможно. Официантка обиженно покосилась на мидии.

– Crise de moules, – воскликнул Ральф, махая руками, дабы подчеркнуть всю серьезность сложившейся ситуации. – Les moules sont несъедобные. Бля. Как по-французски Маастрихт? Les moules sont totalement Маастрихт. – Потом он захрипел, изображая, будто задыхается, схватил себя руками за горло и свалился со стула.

Джим дважды объяснил по-французски, что мидии сухие. Но официантка таращилась на них, как овца на новые ворота. Джиму было жалко обоих: и Хьюго, и официантку. Все смотрели на мидии, которые ввергли обоих в отчаяние. Похоже, это была ситуация, которую не разрешишь к удовольствию обеих сторон. Официантка ушла. Хьюго предложил уйти не заплатив, и тут к ним подошел мужик, чей самодовольный вид явно указывал на то, что он тут самый главный. Он спросил на безупречном английском:

– В чем проблема?

– Vous etes злобно обиженные артисты, и сейчас будем рвать и метать, – сказал Ральф. – И крушить мебель. Джим, переведи ему.

Джим объяснил на французском, что мидии, к сожалению, сухие.

– Но мы же их поменяли, – сказал мужик на английском.

Джим объяснил на французском, что первые мидии были холодные, а эти – сухие.

– Они сухие. – Ральф взял в рот одну мидию и выплюнул ее на значительное расстояние для такого откровенно неспортивного человека. – Видите?

Джим подумал, что если кто-нибудь соберется ударить Ральфа, он не станет его защищать. Интересно, у Хьюго все деловые партнеры такие?

– Вижу, – сказал мужик по-английски. – Так вы хотите, чтобы вам их поменяли?

Джим сказал по-французски, что это было бы славно.

– Хорошо, – сказал владелец ресторана и, уже уходя, посмотрел на них так, словно хотел убедиться в правильности своих выводов.

– У вас есть болгарское вино? Красное? – крикнул Ральф ему вслед. Прошло еще двадцать минут. Наконец, прибыли очередные мидии. От них исходил густой пар.

– Ну? – спросил Джим.

– Слишком горячие, – сказал Хьюго, отложив вилку.

– Пойду чего-нибудь выпью, – сказал Ральф. – Ты мне составишь компанию, Джим?

– Почему бы и нет? – Быть может, прогулка его взбодрит.

– Мы через часик вернемся.

– Не торопитесь, – сказал Хьюго. – Я еще не просил счет.

Они прошли через пляж и поднялись на дорогу. Ральф потреблял немереное количество спиртного, и Джим никак не мог уразуметь, почему убежденные выпивохи так любят перемещаться из бара в бар. Если ты хочешь надраться, то зачем тратить время и силы на походы по барам, когда можно напиться в каком-нибудь одном месте?

Поблизости не обнаружилось ни одного бара.

– Пойдем туда, – сказал Ральф. – Кстати, у Елизаветы нет никакого бойфренда. Она разговаривала со своим сыном.

Стало быть, с сыном. Похоже на то. Эта суровая напряженность… Ему бы следовало догадаться. Всем матерям свойственен этот убийственный вид.

– А про отца что-нибудь знаешь?

– Да какой-то придурок. Обычное дело. Бросил ее, как только узнал, что она забеременела.

Минут через пять впереди показалось кафе. Но когда они подошли, бармен, который увидел их в окно, вышел из-за стойки и встал в дверях, загораживая проход, при поддержке свирепого вида повара, который весьма недвусмысленно вертел в руках здоровенный разделочный нож.

– Мы тебя знаем. Ты уходи, – его английский был вполне приличный.

Ральф растерялся.

– Может быть, вы меня все-таки впустите для начала, чтобы я своим отвратительным поведением заслужил, чтобы меня вышвырнули?

– Мы тебя знаем.

– Нет, не знаете. Я здесь в первый раз.

– Мы тебя знаем. Ты невежественный и злой.

– Эй, погодите. Можете обвинять меня в чем угодно: что я плохо катаюсь на лыжах, что я люблю концептуальное искусство, что я слишком много курю, – но только не в том, что я якобы невежественный. Я зарабатываю двести тысяч в год, и я перетрахал многих известных актрис.

– Уходи.

– Лиз Херли – раком. – Он изобразил соответствующие движения. – Я не шучу.

– Уходи.

Джим взял Ральфа под локоть. Он заметил, что у повара чешутся руки устроить показательное выступление по разделке мяса. Они поплелись обратно на пляж.

Когда они вернулись на виллу, там арестовывали Дерека. Он вышел в магазин и потерял ключи. Он не знал, когда все вернутся, и к тому же был зол на всех и вся и решил никого не дожидаться. Разбил окно и как раз сражался с сигнализацией – которую сам же и включил, уходя, и которая никак не желала отключаться, – когда приехала полиция. А Дерек почти не говорил по-французски.

Джим с самого начала отказался спать в одной комнате с Дереком, но теперь ему было по-настоящему страшно находиться с ним в одном доме. В своей слепой ненависти к Дереку он и не замечал, что тот – тип во всех отношениях неприятный и извращенный. Снайпер на неприступной башне. Уровень исчезающей двенадцатилетней девочки. Ярость Дерека была вовсе не праведным гневом психически здорового человека, это была ярость, которая будила тревогу и страх. Он заметил, что все остальные тоже встревожены, и им так же противно. У сочувствия тоже есть свои пределы. В качестве официального связного Дерека с внешним миром Ральф предпринял попытку завести разговор, но когда Дерек надулся и погрузился в мрачное молчание, Ральф только вздохнул с облегчением. Во всяком случае, было видно, что ему все равно. Быстрый прирост членов клуба Дереконенавистников весьма порадовал бы Джима, если бы он не был таким уставшим. У него не было сил даже на то, чтобы от души позлорадствовать.