Иди легко. Повесть о Халле - приемыше драконов - [12]

Она оказалась в широкой низине; перед ней, сколько хватало взгляда, тянулись высокие камыши, сгибаясь и шурша под ветром. В рассветных лучах над ними взлетали и садились дикие гуси и журавли. Единорог убежал, а в камышах открылась почти незаметная тропинка, которая привела ее к мутной медленно текущей воде. На воде качалась легкая лодочка из шкур, натянутых на прутья.

Халла вступила в лодочку, и она тут же оторвалась от берега, и вот уже плыла, качаясь и кружась, вниз по течению. В лодке оказалось весло, и Халла довольно долго училась с его помощью грести, был уже день, тот самый или другой, наступивший через много дней. Мутная протока, по которой она плыла, расширилась, соединилась с другими протоками, превращаясь в широкую спокойную реку.

В складке плаща была еда. Вода была вокруг. День за днем и ночь за ночью она плыла и спала. Она была спокойна, почти не печалилась, почти не чувствовала одиночества. Не была она больше ни медведем, ни драконом. Когда-то у нее на груди висел твердый и острый драконий коготь. Он потерялся, где-то выпал, на землю или в воду. Чтобы помнить Оггхи, он не был нужен. Об Оггхи она иногда плакала по утрам, когда был туман или моросил дождь. Солнце высушивало ее плащ и осушало слезы. Она опускала руки в воду, и пыль от камней вместе с землей леса постепенно вымылась из-под ногтей и смылась с кожи. Она помнила, что когда-то владела сокровищем, но не жалела о нем, она верила Страннику.

По сторонам широкой реки разливались болота, шуршали камыши, потом медленно поднялись крутые песчаные берега, и она спокойно катилась под ними, в гомоне бесчисленных птиц, в сверкании выплеснутой на песок рыбьей чешуи, сначала навстречу восходящему солнцу, потом вслед полуденному, а оно с каждым днем становилось все жарче. На отдельных расчищенных и возделанных участках стояли хижины, рядом пасся скот, на берегу висели сети, и с рыбачьих лодок кричали и махали руками, завидев ее челнок. И в сердце Халлы не было ни ненависти, ни страха, ибо она видела, что главное их дело — просто быть людьми, мирно жить в повседневных заботах и желать выполнимого, не взваливая на свои плечи непосильной ноши. Она понимала их речь — то ли ей это передалось от драконов, то ли помогал плащ Странника. Несколькими ударами весла развернув челнок, она подплывала к берегу то в одном месте, то в другом, и ее кормили и рассказывали ей новости про урожай и скот, про жизнь и смерть. И она несла эти новости в следующее селение, где ее так же приветливо встречали. Мужчины и женщины проводили дни в трудах, а вечерами водили хороводы и пели звонкими голосами, которые красиво и печально звучали над рекой.

Так она, наконец, доплыла по Днепру до излучины, где на высоких холмах стоял Киев. В Киеве было большое сокровище, и был Князь, и всадники, город сверкал золотом и украшениями, в нем был Рынок. Люди отнеслись к Халле по-доброму, ибо доверяли ей, потому что доверие рождал чудесный плащ.

И случилось так, что купцы с большого корабля, на котором были и гребцы, и паруса, сказали ей, что она может вместе с ними плыть в Микгард. За это ей придется мыть, стирать и чистить. Кроме того, она помнила еще кое-что из мелкой магии, так что они считали, что не прогадали, а про саму Халлу думали, что ей покровительствует кто-нибудь из Богов. Они съехались в Киев из разных мест, и у них были разные Боги, которых они ублажали по-разному, надеясь выпросить себе богатство и благополучие.

Халла слушала разговоры о Микгарде. Некоторые там бывали, некоторые — нет. Те, кто бывал, рассказывали, что там посреди города стоит дворец, в котором можно целый день ходить из зала в зал, ни в одном не побывав дважды. Там есть все, что душе угодно. Золотые птицы с усыпанными драгоценными камнями крыльями, которые машут этими крыльями и поют. Редкие яства и чудесные благовония. Неведомые звери на золотых цепях. Светильники, превращающие ночь в день. А в самой середине дворца — зал, где сидит Порфирородный, и по его приказу делается все. Он скажет слово — и начинаются пиры, или танцы, или состязания колесниц, или поединки диких зверей, или медленные хороводы красавиц с улыбками слаще меда. Сидя на корме корабля вместе с собаками и соколами. Халла думала, что это, наверное, Главный Дракон из Микгарда, самый великий дракон. Воистину, о Порфирородном рассказывали невероятные вещи, и удивительные дела творились в городе, куда они направлялись.

Корабль плыл по реке меж крутых бурых берегов, а Халла разговаривала с собаками. Большинство из них тосковало по прежним хозяевам, которые их продали, хотя среди хозяев были очень жестокие. Собаки мечтали о том, как снова понесутся в быстром беге по просторам, ловя чуткими ноздрями запах перепуганной добычи. Разговаривала она и с большим северным соколом в темном колпачке, чьи глаза все еще видели дальние вершины за лесом, звенящим от птиц, снежные пики и над ними изредка — дымный след дыхания дракона. Она говорила с лошадьми, которых вырастили и воспитали для скачек: они ненавидели плаванье и свой плен, дурно пахнущую пищу и затхлую воду, лягались и кусались, если было кого лягнуть и укусить. Это все был товар, который везли на юг. Всех животных она успокаивала, говоря им, что у них будут новые хозяева добрее прежних, и может быть, им удастся увидеть самого Великого Дракона Микгарда, и что скоро они смогут размяться и показать, на что способны, и будут довольны. А если они болели или ранили себя в пути, они говорили об этом ей, и чаще всего она умела их исцелить.