Идем же, смертный, поищем ее душу - [6]

Хотя этими фактами заслуживающая доверия информация о культе исчерпывается, я полагаю необходимым отвлечься от основной цели моего повествования и указать, что нет никаких оснований верить нелепому утверждению обычно вполне надежного Арсгрейва, будто бы предполагаемая девственность жриц культа служит прикрытием в высшей степени нецеломудренной практики – он называет ее «главным концом культа»! – массовых оргиастических совокуплений с водяными демонами, населяющими глубины озера. Любой школяр, внимательно читавший Аквадемониаду, знает, что пресноводные демоны вымерли около трех тысяч лет тому назад. Я же придерживаюсь мнения, что гордость Арсгрейва собственной сексуальной мощью – которую он не может скрыть, даже рассуждая на темы как нельзя более далекие от этого предмета, – лишает его способности поверить в то, что можно отказаться от радостей «нормального» совокупления ради чего бы то ни было, кроме более причудливых способов утоления страсти.

Наконец, что касается царства мертвых, то я не стану ни компрометировать свое доверие к Ниффту – которое является абсолютным и непоколебимым, – выражая сомнения в его существовании, ни подрывать образ беспристрастного редактора, утверждая обратное. Следует, однако, заметить, что и Ундль Девятипалый, и великий Пандектор, черпая из совершенно независимых источников и абсолютно ничего не зная друг о друге, подтверждают его существование; Пандектор, кроме того, описывает, как живой человек может войти в мир мертвых, и приводимый им способ в основных чертах совпадает с тем, о чем повествует Ниффт.

I

Тощий Ниффт и Барнар Чилит решили не спать всю ночь. Тьма застигла их посреди болота, где можно было дать отдых усталым телам, ни на мгновение не ослабляя бдительности, – такое уж это было место.

Они взобрались на одно из массивных раскидистых деревьев, тут и там возвышавшихся над топью, и устроились в развилке между сучьями. Им как раз хватило места, чтобы развести тщедушный костерок, который не в силах был оставить сколь-нибудь заметного следа на шершавой, как шкура мастодонта, коре гиганта, предоставившего им убежище на эту ночь, и расположиться вокруг него в неудобных полулежачих позах. Раздуть пламя повыше они не решились, хотя сырой промозглый воздух к этому очень располагал. Однако путешественники удовольствовались тем, что просушили над огнем обувь да обогрели иззябшие руки и ноги, не претендуя на большие удобства.

Время от времени друзья негромко переговаривались, однако чаще молчали, пристально вслушиваясь в протяжные вздохи и влажное чавканье трясины да еле слышный шелест древополза, кравшегося по ветке где-то рядом. Бывалые путешественники, они повидали немало угрюмых мест на своем веку и в совершенстве овладели талантом сливаться в одно целое с окружающим пейзажем. Ниффт сидел обхватив руками колени. Его необычайная худоба и поза, от которой его руки и ноги казались еще костлявей, невольно приводили на память больших птиц-падальщиков, которых они в изобилии встречали весь день, пробираясь по болоту. Барнар, массивный и неподвижный, скорее напоминал обитавших в этих местах водяных буйволов Однако производимое им впечатление сонливой неуклюжести было обманчивым: он зорко следил за всем происходящим вокруг, а его ноздри то и дело чутко подрагивали, улавливая малейшее изменение доносившихся с болота запахов.

Наступила долгая пауза. Барнар, прищурившись, вперился в сырую тьму, потом встряхнулся, точно отгоняя мрачные мысли.

– Сколько ни гляди, ясно одно: гнилое это место, не для людей, во всяком случае не для нормальных.

Ниффт лишь слабо взмахнул рукой и ничего не ответил. Взгляд его, также устремленный на болота, отличался большим благодушием, чем у его товарища. Барнар, досадливо нахмурившись, поворошил огонь. Ему хотелось поговорить, разогнать навеянную угрюмым пейзажем тоску. Пораскинув мозгами в поисках темы для разговора, он вдруг набрел на вопрос, который при более благоприятных обстоятельствах задать бы постеснялся, – среди воров не принято расспрашивать партнеров, даже самых проверенных, об их прошлом, человек сам расскажет, если возникнет желание.

– Ты, кажется, знавал кое-кого из этих мест? Одного проводника, его многие уважали. Халдар его, по-моему, звали?

– Халдар Диркнисс. – Ниффт чуть насмешливо глянул на своего товарища. Подобные хождения вокруг да около были совсем не в духе Барнара, и Ниффт, догадавшись, в чем тут дело, расправил плечи и заговорил. – Мы с Халдаром шесть лет работали вместе. Тебе бы он понравился. Безграничное воображение сочеталось в нем со столь же беспримерной торжественностью. Видел бы ты, как он разрабатывал план очередной дерзкой выходки, – серьезный, сосредоточенный… ни дать ни взять ученый в своем кабинете! И дело свое он любил ничуть не меньше, чем прибыль, которую оно приносило. Артистично украденная горсть золотых монет была ему дороже мешка, доставшегося даром. Да, славная бы из нас троих вышла команда, небу жарко стало бы!

– А где он сейчас?

– В царстве мертвых, – отчетливо произнес Ниффт и уставился на своего спутника так пристально, что тот слегка опешил. Употребленная другом избитая метафора также показалась ему неуместной.