Идеальные каникулы смерти - [52]

— Надежда или надувательство — это именно то, о чем пойдет речь в этой передаче, — раздраженным тоном бросила она.

Молли подняла одну бровь.

— Я понимаю, о чем ты говоришь, но мне кажется, что упоминать слово «надежда» жестоко по отношению к Керкам.

— Если существует надежда, — с улыбкой, выражающей бесконечное терпение, начала излагать Нора, — то у зрителей будут основания настроиться на наш канал и завтра. Если это надувательство, то они полюбуются на то, как я буду в клочья разрывать эту маленькую лживую сучку.

— Просто это попахивает…

— Чем?

На мгновение Норе почудилось, что губы Молди собираются произнести роковое «безвкусицей», но Молли скрестила руки на груди и закончила фразу иначе:

— …беспринципностью. Это очень тонкая грань, Нора.

— Единственным беспринципным человеком здесь может оказаться наш свидетель, — отрезала Нора. — Эта… — она заглянула в свои записи, — служащая отеля Анни Ван Дорм. Она, скорее всего, просто захотела внимания и известности. Ты же знаешь, как я презираю таких ничтожных людишек.

— Которые используют трагедию в личных целях. Да, конечно. Стервятники.

В интонациях Молли Норе почудился сарказм, но она решила, что Молли не настолько тупа.

— Запускай вступление.

— Хорошо, Нора.

Молли развернулась и направилась к директорскому креслу в аппаратной.

Нора проводила ее взглядом. Надо будет присматривать за Молли. Эта девчонка представляла собой непривлекательную смесь категоричности и честолюбия. Никуда не годится. Она посмела обвинить Нору в беспринципности? У семейства Керк не было большего друга, чем Нора. Да и у бедняжки Джейсона тоже. Она и в самом деле была его единственным другом, делающим все возможное, чтобы его лицо каждый день находилось на виду у миллионов телезрителей. Она отмахнулась от гримера.

Через тридцать минут они вышли в прямой эфир. После стандартного напоминания о том, как пропал Джейсон Керк, Нора сразу перешла к интервью с молодой женщиной, которая предположительно (Нора вставляла это труднопроизносимое слово в каждое предложение, поскольку после якобы оно было ее излюбленным словечком) видела Джейсона на дальней оконечности острова.

Анни Ван Дорн оказалась молодой девушкой с карамельного цвета кожей. Ее английский был великолепен, хотя в речи слышался легкий акцент. Несколько кривоватые зубы, но в целом довольно миловидное личико. Для спутникового интервью она оделась (как предположила Нора) в свою лучшую одежду — аккуратную белую блузку, которая уже года три как вышла из моды. Анни стояла перед растущим во дворе деревом диви-диви. Его шишковатые ветви и ствол казались Норе воплощением таинственности и козней Карибского бассейна. Дерево походило на руку, пытающуюся схватить молодую женщину.

— Анни, расскажите нашим зрителям о себе, — предложила Нора.

Ее голос звучал бодро, искренне и дружелюбно.

— Я работаю в отеле на Синт-Питере. Убираю номера.

У Анни был мягкий и тихий голос. Голос служанки, как решила Нора.

— Но не в том отеле, из которого исчез Джейсон?

— Нет, мэм, в другом.

Анни поступила мудро, не попытавшись вставить в свой ответ название отеля. Нора терпеть не могла бесплатную рекламу.

— И что же, по-вашему, вы видели вчера вечером?

— Ну… — Анни сглотнула. — Дело шло к полуночи, и я была дома, в Мэрисвилле, на противоположной от того места, где пропал молодой мистер Керк, стороне острова. Я уже хотела лечь спать, когда услышала во дворе какой-то шум. Я живу с сестрой, но она уже спала. Я подошла к окну и при свете луны увидела молодого человека, который стоял во дворе возле этого дерева.

— Опишите его, пожалуйста.

После этих слов половину экрана заняла фотография Джейсона, весело улыбающегося в объектив высокого и широкоплечего светловолосого молодого человека, достаточно привлекательного, чтобы стать манекенщиком. На снимке Джейсон был одет в футболку и мешковатые шорты. Его улыбка была улыбкой человека, перед которым открывается вся жизнь и который наслаждается сегодняшним днем.

— Он стоял в тени, и мне трудно было его разглядеть. Сначала я подумала, что это мой бывший бойфренд. Он держался ближе к деревьям, избегая освещенных участков двора.

Камера обвела двор Анни, и в сгущающихся на Синт-Питере сумерках зрители увидели темные, непролазные заросли деревьев диви-диви, соседский забор, бельевую веревку с развевающимися на ней джинсами, спортивными свитерами и клетчатой скатертью. «Деревенский, но неуловимо зловещий пейзаж», — подумала Нора.

— Ваши бывшие бойфренды часто заглядывают к вам по ночам?

— Только один из них. Ему часто нужны деньги, и он не понимает, что я не собираюсь их ему одалживать.

В голосе Анни прозвучала твердость, и Нора одобрительно кивнула. Моральные устои Анни не могли не понравиться зрителям.

Анни продолжала:

— Я вышла и спросила: «Кто тут?» Но тут луна вышла из-за туч, и я увидела, что это не мой бойфренд. Этот парень был высоким, белым и светловолосым. На нем была темная футболка, бейсбольная кепка и измазанные грязью джинсы. Я подумала, что это бродяга, и попятилась назад, к дому.

— Вы испугались? — перешла в наступление Нора.

— Не особенно. Когда я его разглядела, то ощутила какую-то… грусть. Я не могу это описать, это было так странно. Он казался таким растерянным, как будто нуждался в помощи. Как будто он не понимал, что происходит. Мне захотелось его утешить. Мне казалось, я чувствую его тоску, как будто передо мной потерявшийся ребенок.