И звуки, и краски - [26]

Хан с недоверием просмотрел видеодоклад, подготовленный психологом, отвечающим за Беско. Данные медицинского контроля, карты, энцефалограммы, анализы крови, вперемежку с замечаниями, написанными таким языком, что у старца стягивало во рту от желания сплюнуть. Он придирчиво смотрел записи, сделанные на полигонах, космодромах, океанах. Беско бегал по плацу, стрелял из лучеметов, взрывал самолеты, прыгал с парашютом.

«Ну, злой… — соглашался он с растущим раздражением, — но какой нормальный человек любит строевую подготовку? Ну, а тут — устал, это же видно… Идиоты заумные. Дай им волю, изуродуют парня… Конечно, этот Лен — враг. Что-что, но этому нехитрому умению — с первого взгляда понимать, что человек — враг, Хана научила жизнь. Но и враги бывают разные. Бывают достойные — такие как этот Лен. А бывают — слизь… Тьфу! Он вспомнил № 7 из доклада спецслужбы. Изуродуют — покачал головой Хан, продолжая разговаривать сам с собой. В этого парня вбили уже столько, сколько платформ космического щита…

— Психолога, закрепленного за Леном, ко мне! — Заработала отлаженная машина вызова. Оборвав разговоры, сработали десятки фонов, поднялись в воздух аэрокары, понеслись машины.

В зависимости от того, где „брали“ нужного Хранителю человека, он представал перед ним либо в бабочке, либо в исподнем, а то и без всего. В зависимости от результата разговора, настроения Хранителя, текущей политики, вызванный возвращался в кабак или бордель, на берег реки для продолжения рыбалки, а мог, и такое случалось нередко, с перерывом на газовую камеру — в тели, на карьер.

— Жить хочешь? — спросил Хан стоящего перед ним немолодого, полнеющего человека с плешью на голове.

— Жить хочешь, спрашиваю? — грозно повторил вопрос Хан.

— Если потребуют интересы Режима… — начал дрожащим голосом психолог.

— Так, так… — с живейшим вниманием, склонил голову на бок Хранитель, — говори, говори… Режим, интересы… Еще что скажешь? Не потей, — предложил он психологу, лицо которого на глазах покрывалось крупной росой. — Ну, что замолчал?.. Ну, а раз замолчал, тогда меня слушай. Интересы Режима — это твой пациент, ты понял? Если он не войдет в норму… Впрочем, об этом потом. Он должен войти в норму. Ведь должен же ты жить в самом-то деле! Внуки есть?

Психолог отрицательно покрутил головой.

— Зря. Внуки — это прекрасно. Это лучше, чем дети, уверяю тебя. А у внуков должен быть дед. Значит, пациент твой должен войти в норму. Я логичен? — остановился, обернувшись Хаско Хан.

— Да, — закивал головой психолог.

— Ну вот видишь… — совсем уже умиротворенно развел руками Хан. — Значит, думай активнее. А пока расскажи, что там у него стряслось?

Психолог пытался говорить, но, судя по всему, во рту у него пересохло. Он и этого перепугался: надо было говорить, а не получалось.

Хан кивком показал на разверзшуюся стену, где из напитков известного ряда „от воды залива Сна до расплава соли“ не было двух крайних. Психолог, не выбирая, потянул что было ближе, стучал керамикой, стучал зубами, лил желтый сок на несвежую рубаху.

Ты что, и вправду специалист в своем деле? — спросил Хан.

Психолог убежденно затряс головой.

— Ну так говори!

— Хранитель, у моего пациента — пассивный протест…

— Это еще что такое?

— Он не хочет, Хранитель, заниматься тем, что ему предлагается.

— Ну это же и так ясно, что не хочет! Я спрашиваю, как сделать, чтобы он захотел? Ты пробовал рыбалку, охоту, баб? Море ты пробовал?

— Я думал…

— Ты плохо думал! — заорал Хан. — Так думают лишенные памяти! Или, может, тебе ее и в самом деле вышибить? Что ты писал о неудовлетворенности его? Что вы там пробовали с ним? Как можно не хотеть баб в его возрасте? Может, он гомик?

— У него нормальные реакции, Хранитель…

— У-у-у… — с ненавистью посмотрев на психолога, сжал кулаки Хранитель. — Мало я вашего брата, гнид… Реакции… Интеллигент вонючий! — Он со смаком плюнул на ковер.

С психологом внезапно произошла метаморфоза. Такое бывает с очень робкими людьми.

— Ты чего орешь? — выпучив глаза, закричал он. — Ты разобраться хочешь, или власть тут продемонстрировать? Или думаешь, что я не знаю власти твоей? Убить, убить, да еще раз убить!.. Уголовник!

— Ну ладно орать-то… — сказал Хан и направился к раскрытой стенке. — И так тошно. — Он позвякал посудой, вытащил ручной работы каменный горшок с горным, черным, как деготь, корнем Хоста, протянул психологу молоток, свежевыструганную дощечку из пинь-дерева. Некоторое время они были заняты каждый своим делом: психолог, сосредоточенно посапывая, отбивал корень, а Хан прокаливал песок. Потом они так же молча прихлебывали жгучую жидкость. Наконец, Хан нарушил молчание.

— Слушай, ты и в девках, наверное, понимаешь, что к чему? А? Ну да ладно… Об этом потом. Сейчас давай о деле. И без этого, чтоб… без „пассивных реакций“.

Психолог оказался занятным человеком. Понимал с полуслова, сам говорил хотя и мудрено, однако по делу. И главное: самое главное, и это старик понял звериным своим чутьем, что для психолога и в самом деле не проблема то, что так мучит Хранителя — полное бессилие там, где кончается власть „уголовника“. В другое бы время отвернуть башку на месте за такие слова, но сейчас пусть живет. Только бы вернул мальчишку, да помог с Гейей.