И здесь граница - [28]

У Фомичева пришибленный взгляд попавшего в ловушку зверька.

— Впрочем, что Фомичеву удостоверение? Похоже, он готов и от своей фамилии отказаться. Но ему следует твердо запомнить: вещественные доказательства сильнее слов, куда убедительней.

Майор уставился на Фомичева.

— А теперь отвечайте: где остальные тайники?

— Нет у меня тайников! Поверьте, нет! — Лицо Фомичева приняло плаксивое выражение. Он схватил себя за голову и, раскачиваясь из стороны в сторону, заныл: — Дурак я, дурак, и уши холодные! Комбинировал… крутил… и докомбинировался! Нищим остался, нищим… А все проклятое золото! Заворожило, рыжее.

«По-свински жил, — слушая эту запоздалую исповедь, думал Кублашвили. — В театре наверняка отроду не был. Во всем доме ни единой книги. Если и позволял себе кусок послаще да пожирней, то тайком, закрыв ставни, опустив занавески. Деньги, деньги, деньги. Никаких интересов, кроме денег. Теперь, может, и сам жалеет, а уже поздно. Спекся Фомичев. Но это только начало. Верную ему характеристику дал майор. Не простачок он, каким прикидывался. Несомненно, еще тайники есть…»

4

Ефрейтор плавно водил квадратной рамкой миноискателя над поверхностью земли, и Кублашвили вспомнил прохладную осень сорок четвертого года. Тогда на левом фланге заставы саперы снимали противотанковые и противопехотные мины. Сотни металлических тарелок и уже покоробившихся деревянных ящичков со смертоносной начинкой таились под тонким слоем дерна. Обезвреженные, они выглядели вполне безобидно…

Частенько тревожное гудение зуммера останавливало ефрейтора, но тревоги все были ложные. То по соседству с яблоней оказывалась дырявая, бог весть сколько пролежавшая здесь кастрюля, то обнаружили зазубренный осколок, извлекли и хвостатую мину от ротного миномета.

Переступая через лужи, Кублашвили из конца в конец обошел усадьбу Фомичева. Особенно его внимание привлек заброшенный колодец. От навеса остались лишь два покосившихся столба. Цепь на вороте поржавела.

«Надо бы проверить… — И сам себя передразнил: — Надо бы, надо бы… Обязательно проверить колодец!»

Не один десяток ведер воды выкачали Кублашвили и Денисов. Когда ведро стало задевать о дно колодца, Денисов заглянул через сруб.

— Метров шесть, а то, пожалуй, и все семь наберется… Сейчас спущусь. Мне недолго, — и по своему обыкновению добавил: — голому одеться — только подпоясаться.

— Наверное, лучше мне, — возразил Кублашвили. Денисов недовольно посмотрел на него, недоуменно повел плечом.

Кублашвили расхохотался.

— Можно подумать, что там, — он кивнул на колодец, — ждет шампур карского шашлыка и стакан старого выдержанного вина. Поверь, друг, с удовольствием уступил бы тебе эту честь, но ты вон какой силач, одним пальцем меня вытащишь, а мне придется звать на помощь.

— Ла-а-дно, пусть так, — нехотя согласился Денисов.

Воды на дне колодца было чуть ниже колен. Кублашвили зачерпывал воду ведром, доливал консервной банкой.

— Готово! Тащи!

Ведро, раскачиваясь, ползло вверх, ударялось о позеленевшие влажные стены, и тогда на голову Кублашвили выплескивалась ледяная вода. Она просачивалась сквозь гремевший, будто он из жести, брезентовый плащ, струйками текла по спине, хлюпала в резиновых сапогах.

Вскоре на Кублашвили не осталось ни единой сухой нитки. Зуб не попадал на зуб, от холода ломило онемевшие пальцы.

«Вычерпываем, вычерпываем, а воды вроде бы не убывает» — подумал он, прислоняясь плечом к стене колодца. Закрыв глаза, представил себе залитую мягким зеленым светом от абажура уютную комнату. За столом дочурка, вопросительно поглядывая на мать, Спрашивает: «Ну где же папка? Где наш папка? Он что, не приходил с работы, не ночевал дома?» — «Придет, придет твой папка, не беспокойся, Тамара. Передавал, что немного задержится…»

Неля берет в руки глазурованную кринку с молоком. Корка плотная, желтовато-красная, чуть сморщенная…

Кублашвили проглотил слюну. Ладно уж с тем молоком, сейчас бы стаканчик чайку да погорячее. Однако за дело! Готово, тащи! Где ты там, Денисов?

Наконец-таки настал конец этой адской работе. Кублашвили опустился на корточки и негнущимися пальцами стал шарить в холодной жидкой грязи.

Под руку попало что-то округлое, скользкое. Бр-р-р! Кублашвили невольно содрогнулся и отдернул руку.

Не в силах побороть в себе чувства гадливости, встал и подковырнул носком сапога. Закрученный медной проволокой кусок велосипедной камеры оказался довольно тяжелым. Камни, что ли? Не иначе как ребятишки баловались.

Кублашвили отмотал проволоку и ахнул. Вот же дошлый этот Фомичев! Со стороны посмотреть — тихоня, а на самом деле жук будь здоров! Пробу ставить негде!

Нет, не напрасно они с Денисовым выкачивали воду из заброшенного колодца, не зря сам он промерз до костей. Долго возились, но зато раскрыли еще одну тайну. Старая велосипедная камера была до отказа наполнена золотыми монетами.

— …А всего обнаружено… — напряженно звенящим голосом произнес майор Дудко. — В монетах и слитках…

Понятые переглянулись. Один из них, вислоусый дядька, не выпускавший изо рта прокуренный янтарный мундштук, бросил сердитый взгляд на Фомичева.

— Ничего себе! Не от трудов праведных…