И я там был - [60]

С Костей я работал в училище, ставил «Золотого мальчика» Одетса, где он играл главную роль. Я еще тогда обратил внимание на его отношение к делу. Как-то он сказал, что я слишком редко назначаю занятия (я репетировал в это время в театре и не мог уделять своим ученикам много времени), ему трудно. Это было сказано таким серьезным деловым тоном, что я сразу поверил — в этом нет никакой рисовки. И увеличил количество занятий. Он приходил раньше всех, не гнушался ставить декорации. Работал до умопомрачения. Как-то его мама позвонила мне с просьбой повлиять на Костю, чтобы он показался врачу. Я тогда еще подумал: такая отдача — несомненный признак таланта.

В человеческой натуре всегда есть две стороны. Одна — внешняя, всем знакомая, декоративная. А другая — скрытая от всеобщего обозрения, отражающая те черты характера, которые можно увидеть только при близком знакомстве. И даже не столько увидеть, сколько подсмотреть.

У Горького есть записки «Великие люди наедине сами с собой», где можно прочитать о Чехове, который ловил зайчика у себя на брюках; об Алексее Толстом, который разговаривал со своими галошами, упрекая их в том, что без него они ничего не могут — стоят и все.

И действительно, в жизни каждый человек в разных ситуациях ведет себя по-разному, как бы «играет» несколько образов. С сыном, к примеру, он строгий отец; с женой — ласковый муж; с начальником — осторожный исполнитель и так далее. У актеров же способность к такой многоликости, к перевоплощению составляет суть профессии. Природные способности побуждаются к действию набором специальных упражнений, которые развивают фантазию, воображение, непосредственную реакцию и, в результате, как правило, у личности художественной преобладает эмоция, а у человека точной профессии, где требуется расчет — разум. Я с подозрением отношусь к актерам-интеллектуалам. С моей точки зрения, актер должен быть не слишком образован и чуть глуповат. Иначе, как справиться с тем, что Станиславский называл «быть другим, оставаясь самим собой». Без определенного наива это невозможно. Душа не должна быть отягощена знаниями.

Но бывают исключения. И таким исключением являлся Ростислав Янович Плятт. Он был, условно говоря, человеком с двумя одинаково развитыми полушариями головного мозга, где правое отвечает за разум, а левое — за чувство. О его ролях критиками и театроведами сказано много. Он был разносторонним актером, способным к созданию характера и острой характерности. Он имел вкус к перевоплощению с использованием всех традиционных средств. Очень любил грим.

Но при этом замечательно играл роли, не требующие внешней характерности, где нужно было только «загримировать душу», пользуясь скупыми внешними выразительными средствами. И Плятт проявлял в этих ролях глубокую человечность, ум и высокие профессиональные качества.

Я думаю, какой же автор был ближе всего Плятту? По тонкости восприятия и способу выявления — Чехов. К сожалению, за свою жизнь он сыграл только Войницкого в «Лешем» и читал на эстраде рассказ «Тапер». Но многое из того, что он сыграл, по актерским средствам — чеховское, в этих ролях выражался характер самого Плятта. Чеховская интонация была свойством его души. Да и в жизни Ростислав Янович своей элегантностью, остроумием, образованностью напоминал Чехова. Он интеллигентно изъяснялся, никогда никого не поносил, хотя обо всех проявлениях нашей жизни имел свое мнение. Оценку некоторых явлений мог даже сопровождать матерком, который в его устах звучал тоже интеллигентно. Обожал анекдоты, особенно похабные. Рыцарски относился к дамам и мучился, поддерживая долгие связи по обязательству.

Он был не чужд сочинительства и непременно участвовал во всех семейных актерских празднествах и у себя в театре имени Моссовета, и в Доме актера. Принимал участие в капустниках, приветствиях и произносил речи на юбилеях.

Вообще общественное служение занимало в его жизни значительное место. Он был обласкан правительством. В сравнительно молодом возрасте получил звание народного артиста СССР и был принят в «высоких кругах». Про Плятта и Марецкую говорили, что к министру культуры Фурцевой они открывали дверь ногой. И действительно, она к ним благоволила и шла навстречу всем их просьбам. А просили они, как правило, не за себя. И это служение общественным интересам являлось непременной составной частью «Плятика», как называли его друзья, сутью его натуры. Он и сам писал, что служение искусству театра, его людям и его нуждам занимало много времени. А на вопрос «Ваше хобби?» — он отвечал: «Театр».

Помимо театра и кино, Ростислав Янович много работал на радио. Мы жили рядом, часто встречались и вели всевозможные разговоры, просто болтали, трепались. Он был необыкновенный рассказчик. В свое время, к очередному юбилею, он получил орден Ленина и очень смешно рассказывал, как ему этот орден вручали, подробно описывал атмосферу вручения.

Это было в старое доброе время. И получающий высокую награду в Кремле из рук Председателя Верховного Совета, будь то орден или звание, обычно давал обязательства, благодарил партию, правительство и, заглядывая искательно в глаза награждавшему, просил передать благодарность «лично Леониду Ильичу». И Ростислав Янович говорил, что в этом «лично» отражался весь смысл нашего существования, когда один человек принимал судьбоносные решения для страны и лично для ее подданных.