И я ему не могу не верить… - [40]

Федоров вернулся в Москву и доложил обо всем Артузову. Артур Христианович был немало обеспокоен такой позицией Савинкова. Весь план повис в воздухе, поскольку о поездке Павловского в Париж не могло быть и речи.

Оставался только один способ успокоить Савинкова: устроить встречу Фомичева с Павловским в Москве. Фомичев по приглашению ЛД приехал охотно и принял участие в двух инсценированных Артузовым совещаниях руководства организации, на которых присутствовал и Павловский. Готовя полковника к встрече с «гостем», Артузов и не пытался взывать к каким-либо человеческим чувствам в душе собеседника. Это был не Зекунов, и даже не Шешеня, в котором чекистам удалось пробудить совесть. Артур Христианович просто предупредил Павловского, что квартира надежно охраняется и что малейшая попытка при встрече с Фомичевым нарушить правила «игры» кончится плохо.

Павловский успешно, даже талантливо сыграл свою роль. Он нахваливал Фомичеву «Либеральных демократов» за то, что они наконец переходят к энергичным действиям, просил Ивана Терентьевича передать Савинкову его просьбу — разрешить остаться в России, чтобы помочь своим опытом и личным участием в намеченных серьезных диверсиях и террористических актах.

Однако Артузов понимал, что все по-прежнему висит на волоске. В конце концов, Савинков может заупрямиться всерьез и категорически приказать Павловскому вернуться в Париж. Этот приказ надо было предвосхитить. И Артузов придумал новую комбинацию, одобренную Дзержинским…

10 июня Фомичеву показали тревожную телеграмму о том, что в Ростове при попытке ограбить почтовый вагон (а он знал, что ЛД нуждалась в деньгах) ранен Павловский. В сопровождении сотрудника КРО Фомичев срочно выехал в Ростов. Павловского, однако, он в городе не застал: местные «активисты» сообщили ему, что Сергея Эдуардовича уже отправили в Москву на излечение, поскольку здесь, на месте нападения, ему оставаться было крайне опасно.

Чтобы улучшить настроение сильно озабоченного случившимся Фомичева, ему предложили встретиться в Минеральных Водах с главарем местных националистических банд Султан-Гиреем, якобы связанным с ЛД. Такая банда действительно совсем недавно на Северном Кавказе существовала, наводила ужас на местных жителей, но к описываемому моменту была уже разгромлена.

Встреча с «кавказскими партизанами» была обставлена так эффектно, что совершенно ошеломила Фомичева: он увидел на сей раз не московских «квартирных» заговорщиков, а настоящий отряд на все готовых вооруженных джигитов! Особенно яркое впечатление произвел на него сам «Султан-Гирей», роль которого сыграл с блеском чекист Ибрагим Абиссалов, в мировую войну офицер «Дикой дивизии», обладавший действительно устрашающей горской внешностью.

В Москве Фомичева ожидал «раненый», «прикованный к постели» Павловский. Слабым голосом он рассказал, как хорошо проходила операция по ограблению почтового вагона и как ему при этом случайно не повезло: принятый им за убитого охранник успел с близкого расстояния выстрелить в него из нагана. Павловский был хорошо подготовлен — в качестве консультанта к нему пригласили квалифицированного военврача. Его рассказ о перенесенной хирургической операции по извлечению пули и последующем лечении был с медицинской точки зрения безупречен. Таким «мелочам» в оперативной работе Артузов придавал огромное значение, справедливо утверждая, что плохие студенты всегда срезаются на пустяковых дополнительных вопросах экзаменатора.

Для подкрепления устного рассказа Фомичева решено было послать в Париж и Федорова. Они повезли с собой собственноручно написанное письмо Павловского, в котором тот детально сообщал обо всем с ним случившемся и призывал Савинкова немедленно приехать в Россию, чтобы принять руководство организацией в решающий момент ее перехода к активным действиям на всей территории Советов.

Последняя фраза была написана Артузовым с тонким проникновением в психологию Савинкова. В ней был скрытый намек, что отказ приехать в СССР накануне больших событий будет воспринят как проявление трусости. А для Савинкова оказаться в положении труса было равносильно политической смерти.

12 августа Савинков прибыл в Варшаву вместе с Фомичевым, Федоровым и супругами Дикгоф-Деренталь. Остановились в небольшом отеле. Савинков пригласил к себе ближайших сотрудников и поставил их в известность о своем решении.

15 августа, несколько изменив свою внешность, с паспортом на имя Виктора Ивановича Степанова Савинков вместе с Деренталями и Фомичевым (Федоров отправился днем раньше, чтобы обеспечить «окно») выехал к границе. Здесь его встретили Федоров, ответственный сотрудник КРО Сергей Васильевич Пузицкий и Ян Петрович Крикман, которого Фомичев знал как Ивана Петровича Батова — «своего человека» в советских погранвойсках.

Что было дальше, через много лет рассказал Я. П. Крикман:

«В тот день с утра на границу приехали Пузицкий и Демиденко. Остановились в густых кустах невдалеке от пограничного столба. Ночь выдалась темная. Время тянулось медленно; прошел час, другой, третий — все тихо. Вдруг с польской стороны замигал огонек.