И все-таки она хорошая! - [4]
Орфография сберегает нашу нервную энергию, позволяет с минимальным усилием понимать написанное. Когда читаем орфографический текст, то привычность написаний позволяет нам полностью погрузиться в обдумывание содержания. А что было бы при анархии письма!
То же, что в Какографополе: жители его в чтении, в самом узнавании слов видят серьезную, нелегкую работу. Им сначала надо погрузиться в узнавание текста, а уж потом (значит, еще глубже) — в самое его содержание. Поневоле, читая, ничего не будешь ни видеть, ни слышать.
В моих словах нет никакого преувеличения.
Ребенок иногда может прочесть вслух, например, слово «парта» и не понять его. «А скажи, где лежат твои книги?» — «На парте». — «Так какое же слово ты прочитал?» — «Ах да, это парта». Такие случаи возникают тогда, когда самая техника чтения поглотила слишком много сил и внимания. Это явление встречается и у взрослых. В одном моем эксперименте, при котором условия чтения были очень затруднены, так что хорошо грамотные люди могли прочесть слово лишь с большим трудом, испытуемый, прочтя слова «лев» и «крыля» (вместо крылья), не мог понять в первый момент значения этих слов и вынужден был их несколько раз повторить, пока не смог осознать их значения.
Это пишет психолог Л. М. Шварц в своей книге о навыке чтения[9].
Неорфографическое письмо в Какографополе поглощает слишком много сил и внимания; чтобы понять содержание, нужно еще дополнительное усилие…
Вот свидетельство педагога: всякие изменения в письменном облике слова «привлекают внимание читателя, отвлекая его таким образом от содержания написанного. Учителя словесности знают это очень хорошо. Если ученическое сочинение написано безграмотно, то его приходится перечитывать дважды: раз, чтобы отметить орфографические ошибки, другой — чтобы вникнуть в содержание»[10].
Новые наблюдения в Какографополе
Вот трамвай. Много пассажиров. Все читают свежие газеты, молчат. Оказывается, опубликован важный какой-то декрет. Длинный: на четыре газетных полосы. Никого не удивляет, что всю первую полосу пересекли крупные буквы: «Дикред», на второй странице заглавие: «Декрет», на третьей: «Диккрет», на четвертой — снова «Дикред»... Здесь это законно, это принято. В лицах читателей — напряженность, сосредоточенность, даже суровость. Преодолевают текст. В нем много официальных, книжных, редкостных слов; надо их угадать в переменчивой буквенной одежде. Нетрудно догадаться, что означает какое-нибудь длинное слово, всего только секунда, но все же это напряженная секунда поисков и догадок. А вслед за этим мгновением — другое, третье: непрерывный поток.
«Ну, не все же загадки, — предвижу я возражение. — Ведь может встретиться не только Фтторнег, но и вторник, это написание ведь не запрещено; вот на нем читатель и отдохнет, сразу его узнает… И таких случаев может быть даже немало».
Это неверно. Для читателя из Какографополя написание вторник ничем не лучше других — и так же, как другие, требует напряженной, изнурительной работы: чтения.
Вот поэтому в трамвае не слышно разговоров, все напряженно читают. Иногда обращаются к соседу, чтобы посоветоваться и лучше понять. Содержание декрета постепенно проясняется. При втором и третьем чтении оно станет и вовсе ясным.
Не успев дочитать и первой полосы, выходят из вагонов, спешат на работу.
Большой завод. Станки еще стоят: получен заказ на какую-то новую сложную деталь, поэтому начальники цехов, мастера, часть рабочих собрались вместе, чтобы освоить инструкцию по технологии этой детали. Дело нетрудное; не первый год работают. Знают, что ухо надо держать востро: не счесть разными одинаковые названия (как бы различно они ни писались) и различные названия не принять за одно и то же. Тщательно (и не очень быстро) разобрались в инструкции… заработали станки.
Только наступил обеденный перерыв — начались разговоры о декрете. Никто еще не успел прочесть его по конца. И сегодня, и даже завтра — весь не одолеть. Надежда на радио; но ухом не так все схватить, как глазом. Решили позвонить своему агитатору, студенту 7-го курса Разделину. Пусть приедет и быстро, неторопливо имеете со всеми прочтет газету. Неторопливо — значит, чтобы вы успевали следить по тексту, понимать и продумывать. Быстро — значит, с умением, без запинок, не как простой читатель. Студент — ему и книги в руки…
Работа кончилась, вот-вот должен приехать Разделин… Все ждут. «Что-то запаздывает», — стали поговаривать рабочие. «Сильно запаздывает. Как в прошлый раз».
«Прошлый раз не его вина: ему в пропуске написали: Розъделин. В документах у него — Разделин. Фотография не ясная… Пока сомневались да выясняли — время прошло». — «Может и сейчас?» Так оно и оказалось. Пропуск выписали Росьделенну...[11].
В конце концов все выяснилось, и агитатор показался в цеху. Читал он хорошо, уверенно, сбивался и поправлялся редко. Чтение было величаво-замедленным, несколько монотонным, с затянутыми паузами… (Но это, разумеется, только на наш взгляд: в Какографополе такое чтение общепринято).
Наконец-то одолели газету. Расходятся по домам…
Уже вечер… В тени большого дерева стоят девушка и юноша.
Как писать письмо на английском языке? Пособие представляет собой собрание образцов писем на английском языке, затрагивающих самые разнообразные стороны повседневной жизни. Это дружеские и деловые письма, письма – приглашения в гости и письма-благодарности, письма-извинения и письма-просьбы. Книга знакомит с этикетом написания письма на английском языке, некоторыми правилами английской пунктуации и орфографии, а также содержит справочные материалы, необходимые при написании писем. Пособие рассчитано на широкий круг лиц, владеющих английским языком в той или иной степени и стремящихся поддерживать письменные контакты с представителями англоязычных стран.
Мир вокруг нас не что иное, как постоянное перетекание и взаимодействие «своего» и «иного», «себя» и «не-себя», «самости» и «чуждости». Эта книга — о познании себя через другого, через опыт и призму инаковости, о поиске Другого: иного во мне самом, в культуре, в тексте. Другой всегда дан, и он же всегда находится в модусе ускользания. Пока мы ищем Другого, мы не перестаем задаваться вопросами и отвечать, мы все еще открыты для других и мира вокруг нас, мы все еще готовы принять ответственность.
В этот сборник вошли статьи по литературному творчеству писателя Волкова Олега, которые были опубликованы им в личном блоге «Творчество как профессия» в популярной социальной сети «Живой журнал». В своих статьях Волков Олег затрагивает вопросы, которые либо плохо освещены в статьях и пособиях признанных писателей, либо не затронуты ими вообще. Например типы писателей, типичные недостатки графоманов, самоорганизация и прочее. Так же даны рекомендации по книгам и пособия по литературному творчеству, которые автор счёл наиболее полезными для начинающих писателей. Первая книга дилогии.
Эта книга – первая часть четырёхтомника, посвящённого русской литературе двадцатого века. Каждая глава – страница истории глазами писателей и поэтов, ставших свидетелями главных событий эпохи, в которой им довелось жить и творить.В первый том вошли лекции о произведениях таких выдающихся личностей, как Чехов, Горький, Маяковский, Есенин, Платонов, Набоков и другие.Дмитрий Быков будто возвращает нас в тот год, в котором была создана та или иная книга.Книга создана по мотивам популярной программы «Сто лекций с Дмитрием Быковым».
Это научное исследование посвящено не только критическому анализу и осмыслению давно ставшей традиционной и широко дискутируемой теории «взаимоотношения языка и мышления», но и всех основных, связанных с нею, теоретических проблем языкознания.
На скале Таш-Аир в Крыму археологи обнаружили загадочные изображения: фигурки людей, вооруженных и невооруженных, бегущих, лежащих; вздыбленная лошадь, разбитые повозки, собака, готовая к прыжку… Какую драму из жизни своего племени запечатлел древний художник? Удастся ли современному человеку разгадать истинный смысл событий многовековой давности? О развитии письма от рисунка к букве, о расшифровке древнейших письменностей разных народов увлекательно рассказывает автор. Особый раздел книги посвящен развитию письма на Руси.