И все-таки она хорошая! - [4]

Шрифт
Интервал

Орфография сберегает нашу нервную энергию, позволяет с минимальным усилием понимать написанное. Когда читаем орфографический текст, то привычность написаний позволяет нам полностью погрузиться в обдумывание содержания. А что было бы при анархии письма!

То же, что в Какографополе: жители его в чтении, в самом узнавании слов видят серьезную, нелегкую работу. Им сначала надо погрузиться в узнавание текста, а уж потом (значит, еще глубже) — в самое его содержание. Поневоле, читая, ничего не будешь ни видеть, ни слышать.

В моих словах нет никакого преувеличения.

Ребенок иногда может прочесть вслух, например, слово «парта» и не понять его. «А скажи, где лежат твои книги?» — «На парте». — «Так какое же слово ты прочитал?» — «Ах да, это парта». Такие случаи возникают тогда, когда самая техника чтения поглотила слишком много сил и внимания. Это явление встречается и у взрослых. В одном моем эксперименте, при котором условия чтения были очень затруднены, так что хорошо грамотные люди могли прочесть слово лишь с большим трудом, испытуемый, прочтя слова «лев» и «крыля» (вместо крылья), не мог понять в первый момент значения этих слов и вынужден был их несколько раз повторить, пока не смог осознать их значения.

Это пишет психолог Л. М. Шварц в своей книге о навыке чтения[9].

Неорфографическое письмо в Какографополе поглощает слишком много сил и внимания; чтобы понять содержание, нужно еще дополнительное усилие…

Вот свидетельство педагога: всякие изменения в письменном облике слова «привлекают внимание читателя, отвлекая его таким образом от содержания написанного. Учителя словесности знают это очень хорошо. Если ученическое сочинение написано безграмотно, то его приходится перечитывать дважды: раз, чтобы отметить орфографические ошибки, другой — чтобы вникнуть в содержание»[10].

Новые наблюдения в Какографополе

Вот трамвай. Много пассажиров. Все читают свежие газеты, молчат. Оказывается, опубликован важный какой-то декрет. Длинный: на четыре газетных полосы. Никого не удивляет, что всю первую полосу пересекли крупные буквы: «Дикред», на второй странице заглавие: «Декрет», на третьей: «Диккрет», на четвертой — снова «Дикред»... Здесь это законно, это принято. В лицах читателей — напряженность, сосредоточенность, даже суровость. Преодолевают текст. В нем много официальных, книжных, редкостных слов; надо их угадать в переменчивой буквенной одежде. Нетрудно догадаться, что означает какое-нибудь длинное слово, всего только секунда, но все же это напряженная секунда поисков и догадок. А вслед за этим мгновением — другое, третье: непрерывный поток.

«Ну, не все же загадки, — предвижу я возражение. — Ведь может встретиться не только Фтторнег, но и вторник, это написание ведь не запрещено; вот на нем читатель и отдохнет, сразу его узнает… И таких случаев может быть даже немало».

Это неверно. Для читателя из Какографополя написание вторник ничем не лучше других — и так же, как другие, требует напряженной, изнурительной работы: чтения.

Вот поэтому в трамвае не слышно разговоров, все напряженно читают. Иногда обращаются к соседу, чтобы посоветоваться и лучше понять. Содержание декрета постепенно проясняется. При втором и третьем чтении оно станет и вовсе ясным.

Не успев дочитать и первой полосы, выходят из вагонов, спешат на работу.

Большой завод. Станки еще стоят: получен заказ на какую-то новую сложную деталь, поэтому начальники цехов, мастера, часть рабочих собрались вместе, чтобы освоить инструкцию по технологии этой детали. Дело нетрудное; не первый год работают. Знают, что ухо надо держать востро: не счесть разными одинаковые названия (как бы различно они ни писались) и различные названия не принять за одно и то же. Тщательно (и не очень быстро) разобрались в инструкции… заработали станки.

Только наступил обеденный перерыв — начались разговоры о декрете. Никто еще не успел прочесть его по конца. И сегодня, и даже завтра — весь не одолеть. Надежда на радио; но ухом не так все схватить, как глазом. Решили позвонить своему агитатору, студенту 7-го курса Разделину. Пусть приедет и быстро, неторопливо имеете со всеми прочтет газету. Неторопливо — значит, чтобы вы успевали следить по тексту, понимать и продумывать. Быстро — значит, с умением, без запинок, не как простой читатель. Студент — ему и книги в руки…

Работа кончилась, вот-вот должен приехать Разделин… Все ждут. «Что-то запаздывает», — стали поговаривать рабочие. «Сильно запаздывает. Как в прошлый раз».

«Прошлый раз не его вина: ему в пропуске написали: Розъделин. В документах у него — Разделин. Фотография не ясная… Пока сомневались да выясняли — время прошло». — «Может и сейчас?» Так оно и оказалось. Пропуск выписали Росьделенну...[11].

В конце концов все выяснилось, и агитатор показался в цеху. Читал он хорошо, уверенно, сбивался и поправлялся редко. Чтение было величаво-замедленным, несколько монотонным, с затянутыми паузами… (Но это, разумеется, только на наш взгляд: в Какографополе такое чтение общепринято).

Наконец-то одолели газету. Расходятся по домам…

Уже вечер… В тени большого дерева стоят девушка и юноша.


Еще от автора Михаил Викторович Панов
Занимательная орфография

В занимательной форме рассказано, как связано русское правописание с фонетикой, о сущности основных принципов отечественной орфографии, ее законах.


Рекомендуем почитать
Племянница словаря. Писатели о писательстве

Предлагаемая вашему вниманию книга – сборник историй, шуток, анекдотов, авторами и героями которых стали знаменитые писатели и поэты от древних времен до наших дней. Составители не претендуют, что собрали все истории. Это решительно невозможно – их больше, чем бумаги, на которой их можно было бы издать. Не смеем мы утверждать и то, что все, что собрано здесь – правда или произошло именно так, как об этом рассказано. Многие истории и анекдоты «с бородой» читатель наверняка слышал или читал в других вариациях и даже с другими героями.


Дети и тексты. Очерки преподавания литературы и русского языка

Книга посвящена изучению словесности в школе и основана на личном педагогическом опыте автора. В ней представлены наблюдения и размышления о том, как дети читают стихи и прозу, конкретные методические разработки, рассказы о реальных уроках и о том, как можно заниматься с детьми литературой во внеурочное время. Один раздел посвящен тому, как учить школьников создавать собственные тексты. Издание адресовано прежде всего учителям русского языка и литературы и студентам педагогических вузов, но может быть интересно также родителям школьников и всем любителям словесности. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Сожжение книг. История уничтожения письменных знаний от античности до наших дней

На протяжении всей своей истории люди не только создавали книги, но и уничтожали их. Полная история уничтожения письменных знаний от Античности до наших дней – в глубоком исследовании британского литературоведа и библиотекаря Ричарда Овендена.


Расшифрованный Достоевский. «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Братья Карамазовы»

Книга известного литературоведа, доктора филологических наук Бориса Соколова раскрывает тайны четырех самых великих романов Федора Достоевского – «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы». По всем этим книгам не раз снимались художественные фильмы и сериалы, многие из которых вошли в сокровищницу мирового киноискусства, они с успехом инсценировались во многих театрах мира. Каково было истинное происхождение рода Достоевских? Каким был путь Достоевского к Богу и как это отразилось в его романах? Как личные душевные переживания писателя отразились в его произведениях? Кто был прототипами революционных «бесов»? Что роднит Николая Ставрогина с былинным богатырем? Каким образом повлиял на Достоевского скандально известный маркиз де Сад? Какая поэма послужила источником знаменитой легенды о «Великом инквизиторе»? Какой должна была быть судьба героев «Братьев Карамазовых» в так и ненаписанном Федором Михайловичем втором томе романа? На эти и другие вопросы о жизни и творчестве Достоевского читатель найдет ответы в этой книге.


Придворная словесность: институт литературы и конструкции абсолютизма в России середины XVIII века

Институт литературы в России начал складываться в царствование Елизаветы Петровны (1741–1761). Его становление было тесно связано с практиками придворного патронажа – расцвет словесности считался важным признаком процветающего монархического государства. Развивая работы литературоведов, изучавших связи русской словесности XVIII века и государственности, К. Осповат ставит теоретический вопрос о взаимодействии между поэтикой и политикой, между литературной формой, писательской деятельностью и абсолютистской моделью общества.


Загадки русского Заполярья

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.