И время ответит… - [7]

Шрифт
Интервал

эпохи. И что тысячи людей пережили и перечувствовали то же самое, что и я.

Но тогда, когда я сидела на широком, тенистом и пустынном балконе Краснополянской милиции, я только недоумевала, и сколько ни старалась, не могла ни угадать, ни предположить, что меня ждет.

Я просидела на этом балконе до самого вечера. Сначала я с нетерпением ждала — когда же за мной придут? Потом я стала беспокоиться и строить догадки — почему за мной не идут? Потом я захотела есть, но не очень — беспокойство убивало аппетит.

Ни разу не пришло мне в голову встать, пойти поискать кого-нибудь, спросить, что все это значит? Мне велели «подождать» и я боялась хоть чем-нибудь нарушить этот приказ. Чего боялась? Кого боялась?

Со мной был Сельвинский — «Тихоокеанские стихи».

Я начала читать, но после первой страницы перестала понимать, что читаю. Вокруг меня исходил ароматом разогретый на солнце сад, над нежными кисточками японских мимоз жужжали пчелы, чирикали пташки. Следил ли кто-нибудь за мной исподволь, или я могла уйти, убежать, куда глаза глядят?

А что было бы, если бы я тогда убежала? Но нет, даже тени такой мысли не приходило мне в голову и, думаю, мои стражи это тоже хорошо понимали.

Время шло, и дневная жара сменилась вечерней прохладой. Солнце скрылось за пиками Аибги, и ночные тени стали сгущаться в складках лесистых склонов, когда, наконец, за мной пришел, один, давешний военный. Он деловито посмотрел на часы и сказал:

— Мы поедем в Сочи. Не будем привлекать внимания пассажиров, ни о чем меня не спрашивайте.

— Но зачем же в Сочи? — изумилась я. — Неужели здесь нельзя выяснить?..

— У меня есть приказ, — недовольно прервал он меня. — Пошли!.

Автобусом мы приехали в Адлер, откуда до Сочи нам предстояло добираться поездом. Вокзал, несмотря на позднее время, был довольно оживлен, много народу толпилось у касс.

Мой военный отвел меня в сторону и сказал:

— Подождите меня здесь.

Как он был уверен, что я никуда не денусь! Не меньше, чем мои следователи, которые были уверены: раз арестована — значит виновна. И они были правы. Они никогда не ошибались!..

В ночном Сочи, залитом лунным светом, было странно и пустынно. Было далеко за полночь, автобусы уже не ходили, пассажиры с поезда как-то незаметно рассеялись.

Ночь была влажная и душная. После прохладного и свежего воздуха Красной поляны дышалось немного трудно, а может быть просто перехватывало дыхание от свалившейся на меня неожиданной беды, хотя я еще не воспринимала случившееся со мной как что-то серьезное.

Мой военный опять попросил меня подождать пока он позвонит, но на этот раз довольно быстро вернулся.

— Нам придется немного подождать — сказал он.

— За нами сюда придет машина. Она давно выслана за нами и должна была бы уже быть здесь. Не понимаю, почему она задерживается.

— А куда мы едем в Сочи? — наивно спросила я.

Он долго не отвечал на мой вопрос, а потом как бы извиняясь сказал:

— Арестованные не должны задавать никаких вопросов сопровождающим их лицам. Но так как вы вскоре всё равно увидите сами, то я отвечу вам что мы едем в Сочинское Управление НКВД.

Хотя это известие отнюдь не успокоило меня, но я была благодарна ему и за такие сведения.

Наконец подошла машина — маленький открытый пикапчик с двумя скамейками по бокам.

— Хозяин еще не ушел? — спросил военный, усаживаясь напротив меня. Шофер мотнул головой не то утвердительно, не то отрицательно, и мы поехали.

Остановились у громадного тяжеловесного черного здания. «НКВД, очевидно», — подумала я и обрадовалась: «Ну вот и хорошо, без задержки. Завтра все выяснится, и я успею еще вернуться обратно.

Бедный Владимир Александрович! Как-то он управляется один с туристами?!»

Мы поднялись вверх по шикарной широкой лестнице, мраморной, как показалось мне, прошли длинным коридором и остановились перед глухой дверью. Мой проводник, раньше чем постучать, выпрямился, приосанился, одернул гимнастерку, даже прищелкнул каблуками и только тогда уж постучал, почтительно и осторожно.

— Войдите!

Это был громадный кабинет, утопавший в потемках; только на другом конце его на письменном столе горела лампа под низким абажуром. Она освещала стол и руки сидевшего за столом.

— Фёдорова Е. Н. — доложил военный.

— Давайте, — усталым голосом сказал человек за столом, и военный, приблизившись, положил на стол какие-то бумаги.

— Можете идти, — тем же тусклым усталым голосом отпустил его начальник.

— Садитесь здесь, — он очистил мне место на краю стола и положил лист бумаги.

— Напишите Владимиру Александровичу, чтобы он собрал ваши вещи и отправил в Москву родным… Вы тоже поедете в Москву, — прибавил он.

— Как в Москву? — ахнула я. — Зачем же? Я ведь и так буду в Москве, когда кончится сезон на турбазе, теперь уже скоро! Ведь я живу в Москве, — пыталась я ему втолковать, — там моя квартира, мать, муж, дети! Я явлюсь туда, куда вы мне скажете, но сейчас я не могу оставить на базе Владимира Александровича одного! Поймите!

— Я ничего не могу изменить, — печально сказал он. — Вы поедете в Москву, и вы не вернетесь в Красную Поляну… Ну, пишите, — он встал. — Я скоро вернусь, тут вам никто не помешает.


Еще от автора Евгения Николаевна Федорова
На островах ГУЛАГа

Автор книги, Евгения Федорова, хотела стать детской писательницей, но оказалась в сталинских лагерях. В результате литературные плоды ее жизни связаны с очень взрослыми и страшными темами тоталитарного общества. Она пережила на себе все ужасы ГУЛАГа, и поэтому ее рассказ о неумолимой адской политической машине, перемалывающей судьбы людей, заставляющей предавать близких, разлучающей матерей с детьми, столь яркий и искренний. Эта книга — подлинная история людей, которые столкнулись с неумолимой жестокостью государственной машины, но при этом нашли в себе силы не сдаться.


Рекомендуем почитать
Ковчег Беклемишева. Из личной судебной практики

Книга Владимира Арсентьева «Ковчег Беклемишева» — это автобиографическое описание следственной и судейской деятельности автора. Страшные смерти, жуткие портреты психопатов, их преступления. Тяжёлый быт и суровая природа… Автор — почётный судья — говорит о праве человека быть не средством, а целью существования и деятельности государства, в котором идеалы свободы, равенства и справедливости составляют высшие принципы осуществления уголовного правосудия и обеспечивают спокойствие правового состояния гражданского общества.


Пугачев

Емельян Пугачев заставил говорить о себе не только всю Россию, но и Европу и даже Северную Америку. Одни называли его самозванцем, авантюристом, иностранным шпионом, душегубом и развратником, другие считали народным заступником и правдоискателем, признавали законным «амператором» Петром Федоровичем. Каким образом простой донской казак смог создать многотысячную армию, противостоявшую регулярным царским войскам и бравшую укрепленные города? Была ли возможна победа пугачевцев? Как они предполагали обустроить Россию? Какая судьба в этом случае ждала Екатерину II? Откуда на теле предводителя бунтовщиков появились загадочные «царские знаки»? Кандидат исторических наук Евгений Трефилов отвечает на эти вопросы, часто устами самих героев книги, на основе документов реконструируя речи одного из самых выдающихся бунтарей в отечественной истории, его соратников и врагов.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.


Счастливая ты, Таня!

Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.