И ты, Брут... - [12]

Конечно сейчас мне легко с юморком вспоминать о событиях того вечера у Рыкова, в то же время мне было не до смеха. Меня терзали противоречивые чувства; на душе лежал тяжелый камень; в голову, как я не гнал их, настойчиво лезли черные мысли. Я мало ел и много пил, стараясь заглушить алкоголем укоры совести, страх за будущее, и чего там греха таить, страх перед возможностью увидеть небо в клетку. Серега наоборот много ел и почти ничего не пил. Я человек прямой, а потому без околичностей указал Рыкову на его промахи.

— Нет-нет, Серега! — проговорил я, плохо попадая вилкой в половинку соленого огурца, лежащего у меня под носом на тарелочке. — Ты должен выпить и обязательно со мной, не то я обижусь!

Снисходительно посмеиваясь над моей глупой настойчивостью, Рыков заявил:

— Не приставай, Игорь, ты же знаешь, мне завтра за руль садиться, шефа на работу везти, а он в два счета лишит меня места, если учует запах перегара. Да и других дел полно.

— Это какие же у тебя дела? — заявляя свои права на Серегу, ревниво поинтересовалась Нина.

— Да так, — небрежно произнес Рыков. — Хочу сгонять на дачу. Давно там не был. Шеф отпускает на пару часиков.

— Ну вот, — надула губки Нина, отчего опущенные уголки ее рта опустились еще ниже. — Обещал мне дачу показать, а сам без меня уезжаешь!

— Ладно, Ниночка, не злись! — Серега похлопал женщину по спине, как наездник хлопает по спине не в меру ретивую лошадку. — Выберем время и обязательно съездим на целый день. Тебе там понравится, обязательно понравится, ты увидишь.

Я бы тоже с удовольствием съездил к Рыкову на дачу подальше от всех проблем, свалившихся на мою голову. Повалялся бы с недельку в полном одиночестве на живописном берегу озера, близ которого расположен загородный домик. Я ездил на дачу пару раз с Серегой на шашлыки, и мне там очень нравилось. Увы, работа… И проблемы, мои проблемы, которые нужно решать. И тут в пьяном угаре я принял решение завтра же с утра отправиться в милицию и все рассказать, а там будь что будет. В конце концов, я честный человек и должен им оставаться. Никогда Игорь Гладышев не был трусом, — убеждал я себя. — Героем — да, подлецом и трусом — нет! — Отвечая своим мыслям, я даже стукнул кулаком по столу, чем вызвал косой, полный осуждения взгляд Лены в свою сторону. И когда я принял окончательное решение, мне стало легко и свободно, будто сдавливающие мою грудь тиски вдруг ослабли. Я заметно повеселел, и как только Рыков включил свою замечательную аппаратуру, первым вскочил с места и потащил на середину комнаты Лену. Мы задвигались в медленном танце, ее руки обвивали мою шею, мои — ее талию, и до того мне, черт возьми, приятно и покойно было находиться вблизи этого большого "рельефного" тела, ощущать исходившее от него тепло, что я не удержался от переполнявших меня чувств и принялся нашептывать слова любви на ухо Лены. Она слушала меня с терпеливым вниманием, с каким, очевидно, привыкла выслушивать ответы учеников, одобрительно кивала и вежливо улыбалась.

После пары танцев Серега под предлогом показа своих новых фотографий увлек Нину в спальню. Танцевать медленный танец в комнате вдвоем, все равно что отплясывать трепака в одиночестве — одинаково глупо, и мы сели на диван. Я обнял Лену. Привыкшая в танце к моим рукам Лена не шарахнулась, наоборот прильнула и положила голову на мое плечо. Ее тело дышало страстью и желанием. Я не стал томить молодую женщину. Встал, плотно закрыл двери, выключил торшер, а потом разложил Лену на диване и принялся за основательное изучение выпуклостей и углублений на ее теле.

ТЕНЬ ПРОШЛОГО

На следующий день я не пошел не только в милицию, но и на работу, так дурно мне было от нанесенных бугаем побоев и выпитого накануне спиртного. Я позвонил на работу, попросил завуча спортшколы подменить меня на пару дней на занятиях каким-нибудь тренером, а сам поехал домой и завалился в постель. Никуда не пошел я и на второй день, и на третий, малодушно оттягивая выполнение взятого на себя обязательства явиться в милицию с повинной. Я вел себя точно также как ведет себя заядлый курильщик, принявший решение отказаться от дурной привычки, а потом со дня на день откладывает осуществление задуманного. Так терзаемый муками и сомнениями дожил я до воскресенья. В этот день, слегка успокоенный тем, что торчу дома на вполне законный основаниях, ибо милиция, равно как и иные организации в этот день, отдыхает, я занялся уборкой в квартире, а также кое-какими другими домашними делами. А в понедельник утром я подумал: "Ну, какого черта я буду добровольно совать голову в петлю? Не трогают меня, ну и ладно!" — и стал собираться на работу.

Ту злополучную рубашку я на всякий случай одевать не стал, душа к ней не лежала. Одел совершенно новую, подаренную мне ко "Дню защитника Отечества" одной знакомой женщиной, не будем уточнять какой, чтобы не компрометировать ее в глазах соседей и сослуживцев. Затем влез в постиранные и отутюженные накануне брюки и взглянул на себя в зеркало. В общем-то, ничего — вид довольно-таки свежий, можно даже сказать, благоухающий. Опухоль с лица спала, и о той бурно проведенной ночи напоминал лишь разноцветный синяк под левым глазом. Требовалось замаскировать его, а для этого, как известно, изобрели солнцезащитные очки. Я вспомнил, что таковые мне как-то попадались в одном из ящиков трюмо. Пошарил в тумбе в выдвижных ящиках и нашел то, что искал. Очки оказались давно вышедшими из моды, с огромными стеклами, и что-то в них подсказывало мне, что мужчины такие не носят. Однако выбирать было не из чего, я напялил очки на нос и вышел из квартиры.