И тринадцать белых карликов - [22]

– Но это же ужасно! – воскликнул Малькольм. – В ходе такого полета леди может получить психологическую травму, которая долгое время будет мешать ей нормально писать.

– Что-то за завтраком у нее не было большего желания писать, – Серж решился-таки выместить на надоедливом посетителе досаду за испорченный день и возможные неприятности. Однако даже это выходило у него в неподражаемо апатичной манере. – Да и вообще, будьте реалистом, Малькольм. Вы сами говорили, что крошка провела последние годы своей жизни, возясь с киборгами, – похоже, что у нее просто сменился круг интересов.

– Я же говорил, – вздернул подбородок Малькольм, – что это наверняка была вынужденная жертва! Обстоятельства должны были давить на нее! Уверен, если предоставить ей идеальные условия, она снова начнет писать!

– Да бросьте, – отмахнулся Серж. – Вы видели, как она давеча на капитана воззрилась – у моего зятя зоолога так глаза загораются, когда в зоосад новую крокодилу привозят.

Последний довод, кажется, все же смог поколебать уверенность начальника экспедиции, но сообщение о посадке К-5 избавило его от необходимости придумывать достойный ответ.

– А это весело, – слабо улыбнулась Ада, почти неосознанно переводя сиденье в лежачее положение и наслаждаясь любимым видом переменчивого островного неба, где все еще играло мягкое золото лучей позднего летнего солнца.

«Косатка» подняла защитный купол, и холодный вечерний ветерок игриво пробежал по лицу писательницы. Капитан взглянул на спутницу, и голову ему поднимать совсем не хотелось…

– На что ты там смотришь? – спросил он.

– На ветер… – откликнулась Ада.

– Ветер? – приподнял бровь капитан.

– Давным-давно я видела мультик. Там говорилось, что лучший способ увидеть ветер – это наблюдать за облаками.

– Это был обучающий материал об атмосферных явлениях? – уточнил капитан.

– Нет. О летающих котах и мечтательных детях, которые прогуливают уроки, чтобы фотографировать небо, растрачивая таким образом школьные ресурсы…

– Должно быть, школа была против…

– Да, но они все равно продолжали снимать небо, пока все не поняли, как это классно…

– Это сказка?

– Да, это сказка, но очень завораживающая.

И тут капитану в голову пришла необычная мысль, что у нее в детстве тоже могла быть какая-то история, как у него была ее книга.

– А ты на что смотришь, кэп?

– Пытаюсь представить, что ты могла читать в детстве…

– В детстве я была слишком нетерпелива, чтобы читать, – вздохнула Ада. – Думаю, в то время я не одной истории до конца не дослушала – мое воображение уносило меня бог знает куда уже после первых двух фраз. И я сочиняла собственные истории по обрывкам того, что видела или слышала. Истории, которые не мог понять никто, кроме меня… Думаю, что читать, как и слушать, я научилась тогда, когда стала по-настоящему интересоваться окружающими…

– Звучит похоже на симптомы обостренного восприятия, как у Второго, – заметил капитан.

– Так и есть, – кисло откликнулась собеседница. – Это то, что делает тебя более счастливым и более несчастным одновременно… А теперь я вижу, как ионизированные частицы гелиево-водородной плазмы бьются о верхние слои атмосферы прямо над моей головой…

Капитан все-таки поднял голову.

– Полярное сияние… – констатировал он. – Летом это редкое явление…

– Но бывает… – откликнулась Ада. – Я вижу его в третий раз, и каждый раз это было летом. В первый раз я была подростком, во второй, когда я вышла замуж, и вот теперь… Это судьба, кэп.

– Что случилось, когда ты была подростком?

– Это сложно объяснить, – писательница пошевелилась в кресле, устраиваясь поудобнее. – Я видела закат – думаю, тогда я начала проявлять интерес к миру…

– Звучит как фраза из репертуара Малькольма.

– И это правда. Тот, кто видел закат, никогда не станет говорить о нем.

– Почему?

– Попробуй что-нибудь сказать обо мне, кэп. Что-нибудь, что не будет звучать глупо или пошло. И ты поймешь, о чем я.

Капитан сглотнул.

– Там был еще кто-то? – тихо спросил он, слегка касаясь ее волос.

– Нет. Только дурацкое чувство, что тот, кого ты ждешь, никогда не придет, что то, чего ты хочешь, никогда не случится…

– Откуда ты знаешь? – капитан свел брови и закрыл глаза, из последних сил стараясь сохранить остатки безучастного выражения на лице.

– Когда ты смотришь на меня, в твоих глазах отражается закат. Это позволяет предположить, что меня ты на самом деле не видишь… – Она почувствовала какой-то эмоциональный шум на горизонте и, приподняв голову, увидела Сержа и Малькольма, бегущих к ним через поляну. Так что имя «Глизе» Ада произнесла одними губами.

– Привет, мальчики, – она широко улыбнулась людям одними губами. – Как вы тут? Скучали без нас?

«Смотри, я тоже могу прикинуться шлангом, – Ада лукаво глянула на капитана. – Только долго не выходит. Злиться начну уже минут через пять…»

– Вы в порядке, госпожа Пеночкина?! – выпалил Малькольм, останавливаясь перед «Косаткой».

– Приятный ветерок, хорошая компания – что может быть лучше? – лениво отозвалась писательница. Однако было в этой лености что-то угрожающее. Так зевают отдыхающие после обеда львицы: да, она неголодна и ей не хочется менять позу, но ты уже видел ее клыки, и если продолжишь маячить на горизонте и отвлекать ее, то почувствуешь их на себе.