И только потом пожалели - [10]

— Я понял, о чем вы говорите, — заверил Дэниэлс.

— Отлично. Вы полагаете, что сможете справиться с этой работой?

— Вас смущает мое опоздание?

Холдеман затряс головой и замахал руками, будто вопрос Мэла смутил его:

— Нет, нет, совсем нет. Все это в прошлом. Мой риторический вопрос всего лишь часть моей речи. Поверьте мне, Мэл, я вовсе не пытаюсь уговорить вас вернуться домой. Это всего лишь фрагмент моей речи. Если бы кто-нибудь вдруг прервал меня на этом самом месте и заявил: «Нет, я не думаю, что я сумею справиться с этой работой, вам лучше подыскать другого парня», я даже не знаю, что бы я сделал. Вы же понимаете, я не смогу найти кого-то на ваше место теперь, когда сезон уже начался. Нью-Йорк сейчас полностью опустел.

— А!

Холдеман резко встал:

— Пойдемте, я вас познакомлю, и вы сможете устроиться в своей комнате.

— Хорошо. Спасибо.

Холдеман первым вышел из конторы. Театр был погружен в полумрак, лишь на сцене горело аварийное освещение. Где-то жужжала электрическая пила. Сцена была совершенно пуста, только у задней деревянной стены стояло несколько стульев.

Они прошли через зрительный зал и по боковой лесенке поднялись на сцену. Молодой человек в футболке и хлопчатобумажных брюках распотрошил софит и теперь разглядывал обломки, держа в руках отвертку. Холдеман представил его как Перри Кента, и Кент рассеянно кивнул.

— Перри работает у нас осветителем последние три года, — сообщил Холдеман. — Идемте сюда.

Они пересекли сцену и направились туда, откуда слышалось жужжание электропилы. Сцена оказалась большой — около тридцати футов в ширину и почти столько же в глубину, — с обширными кулисами. Рампа располагалась справа, колосники над ней. В левой части сцены кулиса была завалена помостами, задниками и странными предметами обстановки. Высоко над головами медленно покачивались занавесы.

Холдеман шел впереди, прокладывая путь через горы вещей, сваленные в левой части сцены, к двери в боковой стене. Продюсер открыл ее, и жужжание электрической пилы стало значительно громче. Однако, как только Мэл вошел внутрь, звук стих.

Комната была маленькая, с невероятно высоким потолком. Два высоко расположенных запыленных окошка почти не пропускали солнечный свет; комнату освещала лампочка без абажура, подвешенная к потолочной балке. Вдоль стен громоздились задники вперемешку со старыми декорациями: двадцатифутовый светло-зеленый задник рядом с восемнадцатифутовым темно-бордовым с фальшивым окном, позволяющим увидеть нарисованные горы, белый дверной проем с голубой дверью по соседству с узким десятифутовым, испещренным пятнами всех цветов радуги. Из одного угла торчали длинные сосновые доски.

На свободном пятачке посреди комнаты расположился потрепанный верстак, а на нем ручная электропила. Возле верстака стоял высокий толстый человек в очках с металлической оправой, одетый в голубую футболку и грязный белый комбинезон. Холдеман представил его как Арни Капоу, плотника и конструктора. Капоу пожал руку Мэла, его пожатие оказалось неожиданно мягким для такого крупного человека.

— Вы что-нибудь понимаете в размерах задников? — поинтересовался Арни.

— Немного.

— Тогда приходите поработать со мной, когда устроитесь. Хорошо, Боб?

— Если будет все в порядке с Ральфом.

— Да здравствует Ральф.

Капоу отвернулся и снова включил пилу. Ее жужжание сделало невозможной дальнейшую беседу.

Холдеман кивнул Мэлу, и они снова вышли на сцену.

— Арни не очень любит болтать, — извиняющимся тоном объяснил Холдеман, — но подождите, и вы увидите его работу.

Мэл пожал плечами. Вся эта прогулка была просто пустой тратой времени. Ты знакомишься с людьми, когда работаешь с ними, а не тогда, когда ходишь по их комнатам. Холдеман тратит на него время, потому что он опоздал, Холдеман из кожи вон лезет, чтобы показать Мэду, что все в порядке.

В задней части сцены Дэниэлс увидел двойную дверь. Холдеман открыл ее, и они вышли на улицу. Дверь оказалась грузовыми воротами, к ним вела трехфутовая ступенька. Мужчины спрыгнули с нее и пошли туда, где две девушки поливали задники из шланга и скребли их солдатскими щетками. Холдеман тут же пояснил:

— У нас нет постоянных декораций, поэтому мы используем водорастворимую краску «Кемтон». Смываешь ее и можешь снова использовать задник.

— Почему бы просто не закрасить нарисованное?

— Вес. Вы удивились бы, если бы узнали, сколько могут весить пять или шесть слоев краски.

Холдеман познакомил его с девушками, но не назвал их полные имена. Рыженькая с детским личиком оказалась Линдой, а тощая брюнетка — Карен. Обе были мокрые насквозь, перемазанные мылом, выглядели они ужасно. Когда Холдеман представлял их, с них капала вода, а его слова девушки встретили истерическим смехом. Если Мэл правильно запомнил, именно их имена значились ниже его собственного на афише в вестибюле.

После этого мужчины обошли здание и очутились перед фасадом театра.

— Остальные в доме. Вы сможете забрать свои вещи по дороге.

— Хорошо.

— Не спорьте с Ральфом, когда увидите его, — осторожно предупредил Холдеман. — Он не самый тактичный человек в мире. Но он действительно первоклассный режиссер. Вы сможете многому у него научиться.