И тогда я ее убила - [9]

— Все хорошо?

Молчание, за ним раздался вздох.

— Эмма, ты же целую вечность знала, что будет сегодня. Что это решающий для меня вечер. Не только из-за денег для «Форума», а вообще для меня. Это моя работа; мне нужно производить впечатление на людей, которые в меня верят. — Линия его рта была напряженной, сердитой. — А ты как ни в чем не бывало явилась с большим опозданием, потому что у тебя нашлись более важные дела.

Он замолчал. Я ждала, потому что знала: это еще не все. Мы сидели и смотрели в разные стороны.

— Не понимаю я тебя! Неужели трудно было прийти вовремя?

— Дорогой, извини, мне очень жаль, правда. Я не ожидала, что так сильно опоздаю, и да, все случилось в последнюю минуту, но…

— Да, знаю, ты говорила. Не бери в голову, Эм.

Некоторое время мы ехали в молчании. Снаружи начался дождь.

— Вообще-то я тебе два сообщения послала, — сказала я.

— Да, я знаю.

— Мог бы и ответить.

— Зачем? Ты не задавала никаких вопросов, просто поставила в известность, что не можешь приехать.

— Извини, мне очень жаль, — снова проговорила я.

Не знаю почему, но в последнее время мне приходилось снова и снова извиняться. Я очень старалась, чтобы Джим чувствовал себя счастливым, и делала это с удовольствием. Я очень его любила. Мой Джим, мой муж, моя жизнь.

В последнее время он казался немного взвинченным, но я считала, что дело в новой работе. Это была работа мечты. Должность директора по исследованиям в области экономической политики, казалось, создавалась специально для него. Руководство хотело видеть на этой позиции именно Джима, ведь он так умен, так опытен, так горит своим делом. Поэтому, когда выяснилось, что он принят, мы танцевали в гостиной, пили шампанское и были очень-очень счастливы — мы оба. Я радовалась за него ничуть не меньше, чем он сам.

— Такая прекрасная возможность для меня. Для нас. И я хочу, чтобы ты была со мной рядом, понимаешь? Это производит хорошее впечатление. Надо быть частью команды, Эм. Мы с тобой это обсуждали.

— Да, конечно. Прости, Джим, мне правда жаль, что так вышло.

Я не понимала, что еще сказать, и мы оба молчали все минут сорок пути до нашего маленького дома. В последнее время Джим начал намекать, что нам имеет смысл перебраться в какую-нибудь квартиру на Манхэттене, откуда ближе до работы. Теперь мы можем это себе позволить, говорил он. Но я любила наш домик в Вудхейвене, мне вообще нравился тот район, и спешить с переездом не хотелось.

Джим расплатился с водителем. Он не смотрел на меня, и где-то в животе возникло слишком знакомое чувство, говорящее, что он во мне разочарован. Я вся извелась от того, как сильно он мне нужен, потому что в глубине души знала: в нашей паре я была тем человеком, кто любит сильнее. Все мое существование состояло в балансировании между двумя состояниями: быть достаточно желанной, чтобы Джим любил меня, но при этом достаточно независимой и ненавязчивой, чтобы не отпугнуть его. В основе всего, что я делала и чем по сути являлась, лежал страх утратить это равновесие и соскользнуть с каната. Одно неверное движение — и все кончено, или, во всяком случае, мне так казалось. Как будто Джим только и ждал случая, чтобы от меня избавиться.

Это было глупо. Я сама была глупа. Не знаю, зачем я так себя мучила.

— Ты меня тоже прости, Эм, — наконец сказал Джим, когда мы оба вышли из такси, и сердце у меня запело, а сжимавшее внутренности напряжение ослабило хватку. Джим повернулся ко мне, чуть улыбнулся и добавил: — Ладно, идем уже в дом.

И мы рука об руку вошли в парадные двери.

«Надо приготовить еду, — думала я, — именно это нам сейчас требуется: перекусить». Я собиралась отправиться прямиком на кухню, но Джим остановил меня, обнял за плечи и произнес:

— Знаю, я погорячился, просто… Боже, кажется, работа слишком на меня давит. Иногда я даже боюсь, а вдруг она мне не по плечу.

Он говорил с такой искренностью, что к глазам у меня подступили слезы. Я отвела Джима в кухню и налила нам по стакану вина. Мы стояли по разные стороны от стола, и я смотрела в любимое лицо.

— Послушай, Джим, вполне естественно, что у тебя такие ощущения. Ничего удивительного, ведь, дорогой, это громадный шаг в твоей карьере. И ты освоишься на новом месте, вот увидишь. Осталось недолго.

— Знаю, на самом деле я просто переутомился. Вообще-то я не думаю, что не справлюсь. Даже не знаю, почему наговорил все это. — Он сделал глоток вина.

— Я люблю тебя, — сказала я.

— Я тоже тебя люблю.

— Проголодался?

— Ужасно.

Я засмеялась и стала вынимать из холодильника продукты для бутербродов. Мы не разговаривали, но настроены были благостно и чувствовали нежность друг к другу.

Пока мы ели сэндвичи, я рассказала, как Беатрис пришла ко мне в магазин, но не стала говорить, как меня поразил и взволновал ее визит и до чего мне было приятно, что я вроде бы ей понравилась. Джим все равно толком не знал, кто она такая. Я как-то дала ему два ее романа, но сильно сомневаюсь, что он их прочел.

Потом я поведала, как поработала курьером, сделав из случившегося смешную историю и разыграв ее в лицах. Мы очень смеялись. Я довольно удачно изобразила снобку Маргарет Грин и ее попытку дать мне на чай. Джим заявил, что надо было взять деньги, после чего изобразил, как я якобы дожидаюсь чаевых, а потом делаю шокированное и возмущенное лицо, потому что сумма якобы оказалась смехотворной. Маргарет он назвал леди Ган-Грина.