И стали они жить-поживать - [18]

– А сейчас какой год по вашему календарю? – полюбопытствовал Иван.

– Сентиментальной змеи.

– Интересно… – Иванушка достал оставшиеся тетради – суди по цвету и степени замызганности, еще старее этой, и осторожно сложил их на стол. – Интересно, а Бабы-Яги могут умереть?

– Умереть-то? – Агафон почесал в затылке – то ли от задумчивости, то ли от грязи. – Могут, конечно. Кто угодно может умереть, если он не бессмертный.

– А что – и бессмертные бывают? – помимо воли заинтересовался Иван.

– Бывают, – мгновенно помрачнел Агафон и тут же сменил тему. – Ну, так мы мыло, полотенца и прочую разность ищем или нет?

– Ищем, – вздохнул Иван, отколупнул засохшую корку грязи с носа и полез дальше в сундук.

Но все, что ему удалось из него извлечь, было две выцветших юбки, серый с розовым (когда-то черный с красным) половик, несколько платков неопределенного цвета и материала, дырявый валенок без пары, доисторический зипун, который не стала доедать даже моль, треснувшую костяную ногу в калоше и с прорехами дождевик из промасленных лягушачьих кож.

– Ладно, переходим к сундуку номер два, – волшебник с грохотом столкнул опустевший, но не намного полегчавший сундук на пол и вынул щепочку из дужки запора, куда обычно навешивают замок, нижнего сундука.

– Постой! – прошипел Иван. – Это ты так сундуком по полу грохнул, или мне показалось?

Агафон замер, как был, согнувшись над крышкой.

– Что?

– Что-то стукнуло. На улице, вроде.

– Что?!..

Волшебник бросился к окну и окаменел.

Даже через пыльное, занавешенное паутиной стекло было видно, как отряд из полутора с лишним десятков человек, одетых в черную форму с черным матовым панцирем, на груди которого светлело нечто, похожее на череп и кости, вышел из леса. Они медленно, настороженно оглядываясь по сторонам держа шестоперы наготове, продвигались в сторону центра Бабы-Ягинной усадьбы – избушки на курьих ногах.

– Умруны!!!.. – отчаянно схватившись за голову, чародей шепотом взвыл и сполз по стене на пол. – Умруны!.. Я пропал!.. Я погиб…

Иванушка тоже замер.

Двое безоружных людей не смогут противостоять шестнадцати солдатам. Живой из которых только один. Как говорила когда-то Ярославна, бывают покойники, бывают не покойники, а бывают беспокойники. Как можно убить того, кто уже мертв?!..

Спокойно, спокойно.

Думай.

Как поступила бы на моем месте Сеня?

Сеня?..

А очень просто.

– Не паникуй! – энергично зашипел на впавшего в полную прострацию чародея Иван и для убедительности схватил его за шкирку и встряхнул. – Быстрей, помоги мне!..

Черная масса безропотно осталась стоять на улице.

По ступенькам поднялся только сержант из живых и почтительно постучал в занозчатую дверь.

– Кто та-ам? – из-за двери донесся отвратительно-скрипучий голос.

– Сержант гвардии его царского величества Царя Костей. По делу государственной важности.

– Пра-ха-ди-и, – проскрипели ему в ответ. – Не за-а-перта.

Сержант снял черный, матово поблескивавший в лучах вечернего солнца шлем и вошел.

В пыльной, грязной, затхлой до невозможности комнате сидели на сундуках у стола две старухи – такие же пыльные, чумазые и затхлые, как все, что их окружало. На столе без скатерти (впрочем, не исключено, что ее просто не было видно под слоем грязи и копоти) стоял самовар, не чищенный, похоже, со дня изготовления и две разнокалиберные кружки на щербатых блюдцах. Рядом с самоваром красовалась кривобокая банка с темной, плотной, вязкой массой внутри, от одного взгляда на которую выпадали пломбы из зубов. Сразу видно – домашнее варенье. Под столом стоял мешок, набитый тыквами.

Лицо одной старухи обезображивала огромная черная, сочащаяся кровью бородавка на весь лоб, другой – с десяток таких же, но помельче.

Обе они улыбались.

На лицах своих солдат он видел улыбки более жизнерадостные, чем эти.

У старухи с десятком бородавок из-под изодранного подола болотного цвета юбки торчала костяная нога. Второй, в валенке, она мерно покачивала, дуя на чай в треснутой кружке без ручки.

– Зачем пожаловал, кажи, солдатик, – проскрипела старуха с костяной ногой и оскалилась.

– А вы кто? – подозрительно оглядел он хозяек.

– Я – Баба-Яга, костяная нога, с печки упала, ногу сломала. А это – сестра моя, кикимора.

– Сержант Хрясь, – представился еще раз солдат, огляделся по сторонам, и, прищурившись подозрительно, спросил:

– Бабушки, а почему вы живете одни в лесу?

– А это чтобы гости к нам не ходили, дитя мое, – отозвалась та, которая назвала себя Бабой-Ягой.

– Бабушки, а отчего у вас так грязно в доме?

– А это чтобы гостей не приваживать, дитя мое.

– Бабушки, а почему у вас такая паутина кругом?

– А это звукоизоляция, дитя мое.

– Бабушки, а зачем вам звукоизоляция?

– Еще один вопрос, и тебя больше никто никогда не услышит, дитя мое, – осклабилась мерзкая старуха, продемонстрировав неприлично белые и крепкие для ее возраста зубы.

Вторая бабка дернулась всем телом, мешок под столом опрокинулся, и из него с сухим костяным стуком выкатились человеческие черепа, с десяток, не меньше, прямо Хрясю под ноги.

Профессионал всегда уважает другого профессионала и его секреты.

– Так бы сразу и сказали, – буркнул сержант и перешел к делу. – Я и мой отряд ищем следы одного государственного преступника по приказу его величества Царя Костей. Оказавшим помощь в его поимке царь назначил награду – один золотой.