стал ждать, когда она откроет глаза. Я хотел наконец узнать от нее о том, что занимало меня больше всего на свете.
Вот больная открыла глаза, и я сразу спросил:
— Скажи, жительница болот, где ваша царица прячет солнце?
Голос у меня дрожал от нетерпения. Оспа убрала со лба седую прядь волос и слабо проговорила:
— Не знаю, тряпичная кукла, не ведаю.
— Как не знаешь?! — подскочил я.
— Сама об этом думаю все время, — продолжала Оспа. — В тайне это Болотная Лихорадка держит.
— А кто знает? — все еще надеясь на помощь Оспы, спрашивал я.
— Никто не знает…
Однако Оспа ошиблась. Были на болоте жители, которые знали, где спрятано солнце. На другое утро я проснулся оттого, что услышал чьи-то тихие рыдания. Я прислушался:
— На кого ты нас покинул, родимый батюшка? Что нам делать без тебя, бедным сиротинушкам? Как жить, как свою беду-горе мыкать?
Посреди землянки, сгорбившись, сидела Кротиха, а вокруг нее, тесно прижавшись к матери, сгрудились кротята. Они тоже подвывали:
— На кого ты нас покинул? Как мы будем жить?
Оспа тоже проснулась и стала слушать причитания
Кротихи. Потом подошла и, погладив вздрагивающую спину Кротихи, сказала:
— Что у вас такое стряслось? Поделитесь со мной. Я старая, больная, вреда вам не сделаю, а может, и помогу чем.
— Мой муж, старый Крот, сидит в подземелье. Запрятала его туда Болотная Лихорадка. Вы думаете, что он разбойник какой или грабитель? Нет. Мой Крот добрый, хороший.
— Да за что же его туда? — сочувственно спросила Оспа и опять погладила вздрагивающую спину Кротихи.
— Приказала ему Болотная Лихорадка солнце зарыть, а потом и самого в подземелье заточила.
— Твой Крот знает, где зарыто солнце?! — Я подсел к Кротихе. — Ты, наверное, тоже знаешь…
— Нет, не знаю. Он мне не сказал. Да я и спрашивать не стала.
— Спроси у него. Нам очень нужно.
— Нет, нет, — ответила Кротиха. — Если узнает об этом Болотная Лихорадка, то и меня в подземелье бросит. Дети одни останутся… А вот сам ты можешь спросить. Я каждый день хожу к нему, горемычному. Сегодня вместо меня ты пойдешь к нему.
— Нет! — неожиданно заявила Оспа. — Я на Кротиху больше похожа.
Я схватился за шубу, которую уже подала мне Кротиха, но Оспа вцепилась в нее с другой стороны.
— Идите вместе, — помирила нас Кротиха. — У меня вторая шуба есть. Пусть думают, что я пришла с сестрой. Вот шуба, берите…
Когда мы пришли в подземелье дворца, то увидели, что стражники, поджав под себя ноги, прямо на полу играли в карты.
— А-а-а, к Кроту-ворчуну пришли, — увидев знакомую облезлую шубу, пробурчал рыжий стражник. — На свидание. Да еще с родичем. — Он открыл дверь. — Шевелись, шевелись быстрее! Только играть мешаете.
Мы прошли, и дверь за нами захлопнулась. Старый Крот, увидев посетителей, двинулся нам навстречу, но на полпути остановился, поднял мордочку и задвигал носом.
Я разглядел узника. Это, конечно, был тот самый Крот, который зарывал солнце. Шерсть на голове у него была подпалена, на боках тоже виднелись подпалины, а на лапах ожоги.
— Крот Кротович, не бойся. Мы-друзья, — сказал я.
Но Крот Кротович догадался, что к нему пришла не верная старая Кротиха, забился в дальний угол и запыхтел.
— Крот Кротович, мы хотим освободить тебя, — сказала Оспа. — Твоя Кротиха спасла нас от смерти. Мы за добро хотим отплатить добром.
— Кто вы такие? — фыркнул Крот. — Знать вас не знаю.
— Я — Оспа, — объяснила моя спутница.
— А я — Петрушка, — тут же добавил я.
— Фу-у-у! — снова фыркнул Крот. — Болезни ко мне явились. Идите прочь.
— Не гони нас, — опять продолжала Оспа. — Я старая больная Оспа. Болотная Лихорадка прогнала меня из собственного дома. Я устала бродить по свету. Я вместо тебя останусь здесь, а ты выходи и покажи вот ему, Петрушке, где спрятано солнце. Так я отомщу болотной царице за ее жестокость.
— Я честный Крот, — задвигал зверек носом. — Я честно прожил всю жизнь и честно умру здесь в подземелье. Я в вашей жалости не нуждаюсь…
Я не знал: то ли уговаривать Крота выйти на свет и помочь нам достать солнце, то ли пожалеть Оспу — не перенесет она это сырое подземелье.
— Я останусь, — решился я наконец. — А вы идите и освободите солнце.
— Не пойду, — упрямился Крот. — Не хочу, чтоб за меня погибали другие.
— Я старше вас. Вы меня должны слушаться, — потребовала Оспа, потом неожиданно подошла к двери, забарабанила в нее кулаками:
— Эй, стражники, открывайте!
Дверь распахнулась. С неожиданной для нее стремительностью Оспа сначала толкнула Крота, а потом и меня. Не успел я одуматься, как дверь за мной захлопнулась, а стражник, разозленный тем, что ему помешали играть, вышвырнул меня из подземелья. Следом за мной вылетел и Крот.
Крот повел меня к высокой кривой осине, которая стояла, изогнувшись, на краю болота, не очень далеко от башни, где скрывались мои друзья. Зверек подвел меня к дереву и ткнул мордочкой.
— Вот тут копай. Тут зарыто.
Я посмотрел по сторонам. Нашел старый осиновый сук и стал рыть. Крот тоже принялся за дело. Ух, как летела у него из-под лап земля! Как два фонтана. От левой лапы — в левую, от правой — в правую стороны.
Скоро добрались и до солнца. Вот оно. Лежит прямо в сырой земле, маленькое, желтое, морщинистое, как увядший лимон. Я взял его в руки — чуть теплое. Побросал с ладони на ладонь, как оладушек, чтоб осыпались приставшие комочки глины, протер краем рубашки и положил за пазуху. Пусть отдохнет, бедное, отогреется. Все эти минуты я не замечал Крота, зато он стоял возле меня, поводил носом и недовольно фыркал. Да, я ему еще спасибо не сказал!
