И снова я к тебе вернусь… - [73]

Санкт-Петербург.

Оставалось еще полчаса ожидания, мы купили по крепкому кофе и плюхнулись на сиденья. Пять минут в тишине, а потом Славку прорвало.

— Давай до вечера задержимся, я куплю билеты. Тут рядом много гостиниц.

— Слава, это ничего не изменит. Какая разница, полдня больше или меньше. Это у нас похмелье. Настоящее тяжелое похмелье. Поехали домой.

— Я хотел побыть с тобой еще немного.

— Пожалуйста, Слава. Не мучай ни меня, ни себя. Вечером будет все то же самое, ничего не поменяется.

Так и добрались до Питера, молча, вцепившись друг в друга. Еще долго стояли на выходе, и вроде как незачем — багаж получен, да и такси уже приехало.

— Это все бред.

— Этот бред мы сами сделали, Слава.

— Это я сделал, а не ты.

— Я тоже участвовала. Могла вцепиться мертвой хваткой и никому не отдавать. Просто знай, что я тебя люблю. Не разрывайся, я прошу тебя.

— Ладно, закончили. Я вижу, тебе сейчас никак на эту тему. Хорошо. Я позвоню в начале недели.

Он поцеловал меня, схватил сумку и выскочил. Через пять минут я тоже уехала домой. Без пробок, погода летная.

Похмелье длилось еще долго. События, люди, разговоры, и даже кошка Мика с какой-то кишечной инфекцией — все как будто в тумане. Сложно понять, где же она, настоящая жизнь — в портовом районе Лиссабона или тут, в пасмурном и влажном питерском лете. Даже свидание, произошедшее через несколько дней в квартире у Славкиной мамы, все равно казалось чем-то неполноценным и неправдоподобным. Изо всех сил мы старались быть ближе друг к другу, снова залезли вместе в ванну, как несколько дней назад в гостинице, я снова слушала рассказ о последних четырех операционных днях. Но перед глазами все равно стоял океан, старинный жаркий город, бесшабашные лица, жаркая музыка. Кроме операций, ни о чем больше не говорили. Как могли, изображали друг другу — ничего не происходит, все как надо, как положено. Будто мы и есть, и были — просто любовники; двое женатых людей, которые на самом деле и познакомились в той пробке на Обводном всего полгода назад. Два человека, уставших от бытовухи и прочих проблем большого города. А до того ничего не было, а значит, и быть не может.

На обратной дороге от Славки я попала в неожиданную пробку и уже через пять минут стояния начала сходить с ума от вынужденного нахождения наедине с собой. В голову лезла депрессивная гадость, даже воспоминания про моих ночных гостей из прошлого, смерть Вербицкой, дед на стульчике под березой, повесившийся на дереве бомж[3]. Я старалась переключиться, но и это вышло своеобразно. Вспомнился Принц Чарминг, его безукоризненный белый ковер в спальне.

Хороший левак укрепляет брак.

Последняя мысль спровоцировала приступ безумного смеха. Машины начали потихоньку двигаться; вот она, причина потраченного в пустую получаса — две девки, застрявшие в начале нулевых; губастые, наглые и пергидрольные, на разукрашенных дурацкими картинками дорогих машинах. Поцеловали друг друга в бочину, теперь стоят поперек движения и изрыгают друг на друга проклятья.

Первые выходные июля провели в Финляндии у Асрян большой компанией. Лена Сокольникова немного пришла в себя; смена домашних декораций на Иркину дачу пошла на пользу. Костик не приехал, хотя Ирка звала в гости довольно настойчиво. Мужики приволокли из Питера огромный кусок баранины и затеяли варить хаш. Все обрадовались предстоящему празднику живота, кроме Асрян, конечно. Армянская сила воли потрясала; ни куска хлеба, не говоря уже о выпечке; ни картошки, ни ложки сахара, ничего жирного и вообще лучше даже совсем без еды. Самое поразительное — максимум бокал вина в неделю, и тот только по пятницам, на посиделках. Я не удержалась от комментария:

— Ирка, длительную и строгую диету могут соблюдать только психи. Здоровый человек все равно сорвется.

— Психи не по вашей части, доктор. Ты лучше скажи, что это Константин нас игнорирует теперь?

— А ты уверена, что именно я знаю ответ?

— Практически да. И кстати, его реакция вполне обоснованна. Что за туса в Лиссабоне была?

— Портвейн все четыре дня.

— Хорошо расслабилась, судя по всему.

— Подтверждаю.

— Сухарев был как влюбленный Зевс, это однозначно.

— Был. Только не начинай, Ирка, я прошу. И так тошно.

— А вот такое лицо делать не разрешается. Улыбайся, Елена Андреевна, улыбайся! Просто не надо было Чарминга менять на головную боль; жила бы дальше и получала удовольствие. А теперь влезла в говно, вот и разгребай, и не надо весь свой унитаз перегружать на родных и близких.

— Никто и не перегружает.

Ирка посмотрела на меня до того печально, что мне подумалось — сегодня она точно не завидует моей дурацкой жизни. Два дня всем колхозом парились в бане, ели хаш, шашлыки, пили виски; мы с Асрян тоже парились, но вместо алкоголя и еды бегали кроссы.

Так мне было лучше, так было легче.

На следующей неделе никто не звонил. Первые три дня я не могла понять, в чем дело, а потом подумала: это правильно. Нужно время, чтобы наконец прийти в мамину квартиру и не чувствовать себя попрошайкой около метро. Я с головой ушла в работу; слава богу, поток больных не уменьшался, потому что граф Калиостро (теперь я была совершенно уверена, хозяин клиники очень законспирированная личность) заключил контракты со всеми конторами медицинского страхования в городе по самым низким ценам. Очень грамотный антикризисный план. Мне снова разрешили пускать внеплановых клиентов мимо кассы, лишь бы только они сдавали анализы, делали УЗИ и прочую дребедень прямо в клинике. Так и дожили до пятницы; я уже собиралась домой, как наконец-то раздался звонок. Доктор Сухарев; на заднем плане бряцание хирургических инструментов, веселый смех и звуки грохочущей через порог операционной каталки.