И снова уйдут корабли... - [69]

На судно Павел отправился с зарей, а он, Гурьев, задержался по отходным делам в компании — куча бумаг на оформление.

Несмотря на праздничные дни, у ворот толпились плечистые парии в замызганных рубахах. Привела их сюда надежда получить временную работу, хотя бы на несколько часов — на разгрузке. Один из них шагнул к Гурьеву:

— Капитан, возьми на судно! Не пожалеешь.

Подскочили и другие:

— И меня!

— И меня!

Им не до праздников!

У проходной мелькали белые каски военной полиции. У полицейских были автоматы — значит, дело серьезно! Каждую выезжающую из порта машину тщательно обыскивали, документы у проходящих проверяли особенно придирчиво.

Вахтеры в проходной Гурьева знают давно. Обычно никакого пропуска и не требуют, только улыбнутся: «Привет, капитан!» А на этот раз к пропуску потянулся полицейский офицер в массивной фуражке с золотой кокардой, долго вертел в руках, вглядывался в фотокарточку, сравнивал ее со стоящим перед ним оригиналом, бдительно щурил глаз.

— Это капитан «Марины», — не выдержал вахтер. — Свой.

Офицер с недовольной миной вернул Гурьеву пропуск, ворчливо пробасил:

— Для полиции своих нет. Все чужие.

У ближайшего причала рыбного порта выделялась среди траулеров своими размерами «Тропикана», рефрижераторное судно. Вчера его здесь не было — ночью пришло. Хорошо подгадали — как раз к праздникам! Возле судна стояла вереница грузовиков. Разгрузка шла полным ходом. Понятно: торопятся пустить рыбу в продажу в канун рождества. Рыба у обитателей этого берега продукт уважаемый, а океан они величают Кормильцем. Нельзя равнодушно смотреть на то, как африканцы разгружают рыбу. В трюмах «Тропиканы» занимаются этим специальные рабочие. Должно быть, только они во всей тропической Африке и знают, что такое настоящий мороз. В трюме температура сибирская — около двадцати. Грузчикам приходится натягивать на себя куртки, одеяла, голову обматывать платками — зимних шапок здесь не достанешь, понятно, не отыщешь и валенки, поэтому на ногах у них резиновые сапоги, в которые засунуты тощие, гуталинной черноты ноги в обмотках из тряпок. Рабочие грузят картонные ящики-блоки с замороженной рыбой — на деревянную платформу, опущенную на тросах на дно трюма. Эту платформу корабельная стрела вытягивает наверх, проносит над палубами, осторожно спускает за борт на причал, где стоят грузовики. Рабочие на грузовиках принимают с судна ящики — осторожно, будто они стеклянные, аккуратно складывают в штабеля. И все это происходит на глазах множества зрителей, сбежавшихся со всех концов порта. Еще бы! Рыбу разгружают!

И радуешься, глядя на разгрузочное торжество. Скольких людей накормит «Тропикана» сегодня! Значит, не зря тянулись дни в тяжком, тягучем океанском зное, когда судно словно прилипает к воде, как муха к меду.

У трапа «Тропиканы», закинув руки за спины, стояли трое парней из военной полиции. И здесь пришлось Гурьеву доказывать, что он «свой».

«Тропикана» судно солидное по сравнению с его малюткой «Мариной». До капитанской каюты не сразу и доберешься по узким трапам и тесным палубам. Как положено, постучался, приоткрыл дверь:

— Можно, товарищ капитан?

Невысокого роста бородатый крепыш тут же поднялся гостю навстречу. Рыжая его борода вздыбилась от широченной улыбки.

— Гриша?

Немало дней капитан Денискин со своей «Тропиканой» проскитался в океане. На этом борту советская колония тоже из двух душ — капитан и стармех. Теперь им отдых недели на две. И праздники встретят, как положено, на твердой земле.

— А вы, значит, сегодня?

— Сегодня…

Денискин раскурил трубку — он завзятый трубочник.

Гурьев выдержал паузу, не торопясь полез в карман:

— Плясать бы тебя заставить, да наплясался, поди, в океане на волне. Вот держи!

И положил на стол стопочку конвертов.

— Тебе и твоему стармеху. Как раз к празднику!

У Денискина радостью сверкнули под кустистыми бровями голубые, как у ребенка, глаза.

— Вот спасибо! Вот удружил! — перебирал конверты — какой кому.

Но читать не стал, отложил конверты в сторонку, пришлепнул ладошкой.

— Это мы потом… Это мы с толком, с чувством…

Снова затянулся дымком, в лице отразились покой и довольство.

— А я с этим самолетом ничего не получил… — сказал Гурьев. — Видно, следующим придет. Волнуюсь. Как там мои? Мать-то старенькая, нездорова…

— Я тебе по радио сообщу, если доверишь вскрыть…

— Конечно! Как раз об этом и хотел просить…

Помолчали.

— Слышал, что у нас на рейде стряслось? Полицейских-то приметил?

— Еще бы! Пираты, что ли?

— Пираты.

Уже не первый год в некоторых западноафриканских портах действуют пираты. Грабят стоящие на рейде торговые суда. Подойдут к судну под покровом тьмы на моторке, забрасывают веревку с кошками на борт стоящего на рейде судна, понятно, в самый глухой час ночи, когда команда спит. Как обезьяны, забираются по канатам на палубы и внезапно нападают на ничего не подозревающую ночную вахту. У нападающих, как правило, оружие — кинжалы, финки, пистолеты, а то и автоматы. Что ты с ними поделаешь? Загонят членов команды в трюм, закроют на засов и приступают к грабежу. Прежде всего вскрывают капитанский сейф, пройдутся по каютам, прибирая все ценное, а коли сам груз представляет ценность — транзисторы, часы, дорогие вина, — забирают и груз — сколько унесут. Если кто-то из команды вздумает сопротивляться — прибьют. Недавно напали на шведский сухогруз — двух матросов убили, а капитану глаза выкололи.