И смех, и слезы, и любовь… - [27]
В петербургский городской фольклор Чуковский навсегда вошел легендой о происхождении Бармалеевой улицы. Как известно, среди узких романтических улиц Петроградской стороны есть одна, чудом избежавшая переименования и сохранившая свое странное сказочное название «Бармалеева». Мнения исследователей по поводу происхождения этого необычного городского топонима расходятся. Одни утверждают, что он восходит к широко распространенной в Англии фамилии Бромлей, представители которой жили когда-то в Петербурге. Они-де и превратили английскую фамилию в русскую: Бармалеев. Другие ссылаются на Толковый словарь Владимира Ивановича Даля, где есть слово «бармолить» в значении «невнятно бормотать». Вполне вероятно, утверждают они, производное от него «бармалей» могло стать прозвищем человека. От него будто бы и пошло название улицы.
Однако в городе бытует легенда о том, что Бармалеевой улица названа по имени страшного разбойника-людоеда из сказки Корнея Чуковского. У этой легенды совершенно реальная биография с конкретными именами родителей и почти точной датой рождения. Корней Чуковский рассказывал, что как-то в начале 1920-х годов они с художником Мстиславом Добужинским, бродя по городу, оказались на улочке с этим смешным названием. Посыпались шуточные предположения и фантастические догадки. Вскоре сошлись на том, что улица получила имя африканского разбойника Бармалея. Тут же, на улице, Добужинский нарисовал портрет воображаемого разбойника, а у Чуковского родилась идея написать к рисункам художника стихи. Так появилась знаменитая сказка.
В 1925 году издательство «Радуга» выпустило ее отдельной книжкой и, благодаря необыкновенной популярности, как у детей, так и у взрослых, имя Бармалея стало известно всей стране. Ленинградцы не сомневались, что обращение Ванечки и Танечки к Крокодилу, проглотившему разбойника:
– имело конкретное продолжение, и бывший африканский людоед, – подобревший и любвеобильный – ныне проживает в одном из домов Петроградской стороны, на тихой улице своего имени.
Бармалей. Рисунок М. Добужинского
Между тем авторская сказка об африканском чудовище, сочиненная Чуковским, на самом деле имеет фольклорное происхождение. По воспоминаниям современников, в 1920-х годах в Ленинграде была широко известна уличная песенка «с примитивным текстом и разухабистой мелодией», которая начиналась запоминающимися словами: «По улицам ходила большая крокодила». Чуковский не мог не знать о ней. С ее славой и популярностью могла соперничать, разве что, песенка о жареном цыпленке, который тоже «пошел по Невскому гулять».
Другая сказка Чуковского, «Тараканище», породила фольклор иного свойства, тот, что вполне мог искалечить судьбу писателя. После появления сказки в печати по стране заговорили о том, что Чуковский в образе усатого таракана изобразил Сталина. Сам Сталин будто бы узнал себя, был разгневан, и это обстоятельство якобы явилось следствием того, что поэт долгое время находился в опале, его перестали печатать, и даже его детские, совершенно безобидные стихи исчезли с прилавков магазинов. На самом деле недоверие партийных чиновников к Чуковскому действительно существовало, но связано это было с другим. Оказывается, Чуковский никогда не был замечен в травле своих собратьев по перу. Когда его просили подписать какое-нибудь гневное осуждающее письмо, отшучивался, мол, подписывает только свои собственные произведения. Этого ему простить не могли.
Судьба детской поэзии Чуковского сложилась драматично. В феврале 1928 года в «Правде» была опубликована статья Н. К. Крупской «О „Крокодиле“ Чуковского». В статье Крупская писала: «Такая болтовня – неуважение к ребенку. Сначала его манят пряником – веселыми, невинными рифмами и комичными образами, а попутно дают глотать какую-то муть, которая не пройдет бесследно для него. Я думаю, „Крокодила“ ребятам нашим давать не надо…»
Выступление вдовы Ленина фактически означало в то время запрет на профессию, и в среде записных партийных критиков и редакторов вскоре возник уничижительный термин – «чуковщина».
В декабре 1929 года в «Литературной газете» публикуется письмо Чуковского с отречением от сказочных сюжетов в своих произведениях. И действительно, после этого он не напишет ни одной сказки.
Памятная доска на доме 6 по Манежному переулку
Но не только благодаря легенде о Бармалеевой улице и сказке «Тараканище» имя Чуковского осталось в городском фольклоре. В начале XX века петербургская фразеология обогатилась таким замечательным словом, как «Чукоккала». Так Корней Иванович обозвал знаменитый самодельный альбом, где многочисленные посетители его дачи в финском местечке Куоккале, куда он переехал в 1906 году, могли оставить свои остроумные автографы, дружеские шаржи, шутливые приветствия, искрометные эпиграммы, афоризмы – словом, все, что хотели и на что были способны. Благодаря тому, что в гости к Чуковскому сходились и съезжались лучшие и талантливейшие люди того времени, альбом превратился в уникальное собрание экспромтов. Ныне о «Чукоккале» знают все. Альбом издан отдельной книгой массовым тиражом. Но, может быть, не всем известно происхождение такого замысловатого названия. Оказывается, эта необычная грамматическая конструкция является аббревиатурой. Ее первая часть состоит из начальных букв фамилии писателя – ЧУКОвский, а вторая – из последних пяти литер исторического названия финского дачного местечка КуоККАЛА, переименованного в 1948 году в поселок Репино.
