И слух ласкает сабель звон - [16]

— Англия — страна богатая, и англичане умеют жить более удобно, чем люди на Европейском континенте, — сказал прапорщик Селицкий, бывавший на Британских островах еще до войны. — Сам Лондон меня очень впечатлил. Машины двигаются почти без гудков, толпы людей идут молча — никакого шума-гама. Все по правилам. Автобусы при остановках не скрипят тормозами на всю улицу, как на парижских бульварах. Зато люди безразличны ко всему, что их лично не касается. Французы из одной уже вежливости спросят вас при встрече о здоровье, а если хорошо с вами знакомы, поинтересуются, с кем вас вчера встретили. Между тем как англичане вообще не имеют обыкновения задавать вопросы при встречах.

— Что еще бросается в глаза: англичане свято хранят традиции даже переодевания к обеду. Представляете, господа? Они способны мужественно умереть, но умереть с комфортом, — продолжил Сонгин. — Когда под впечатлением прекрасного обеда, ничем не отличавшегося от приемов в мирное время, я очутился на следующее утро в окопах, меня интересовали не столько предметы вооружения, сколько сами войска, которые я видел впервые. Поражало прежде всего то достоинство, с которым держали себя не только младшие командиры, но и рядовые.

— Английская армия живет во Франции своей самостоятельной жизнью. Англичане считают вполне нормальным иметь все преимущества перед французской армией не только в отношении продовольствия, но и вооружения, — высказался Голицын. — Война для англичан — это совсем не то, что для нас. У них она одно из четко запланированных государственных предприятий. Все должно быть строго аккуратно и симметрично, а иначе англичанин и воевать не пойдет.

Ленивый разговор тянулся дальше. Офицеры сидели в землянке, мечтая о доблести, подвигах и славе. Здесь же проводил время прибывший из Петрограда репортер газеты «Русское слово» Аркадий Санин. Он уже успел рассказать все петербургские новости и сам откровенно скучал. Понадеявшись на захватывающие репортажи с полей битв, он был сильно разочарован увиденным.

— Вы представляете, господа, — развел он руками, — раз в неделю я должен отправлять в Питер по тысяче слов репортажа, а отправлять практически нечего. Ну, не отчет же из офицерского борделя!

— А что, это идея! — рассмеялся кто-то. — Прославитесь!

В землянку вошел капитан Крылов.

— Прекрасная погода для этого времени, — сказал он, снимая фуражку. — Вы здесь, поручик? А у меня для вас известие. Причем весьма приятное, — заговорщицки подмигнул он офицеру.

— О чем вы, капитан?

— К вам прибыл гость, — многозначительно произнес Крылов, делая паузу. — Вернее, гостья. Сейчас она ожидает вас в лагере.

— Интересно! — вмешался Кураев. — С этого момента давайте поподробнее.

— Какая-то француженка. Разглядеть я ее как следует не успел, но могу сказать совершенно точно: молодая и красивая.

— Ба-ба-ба! — заревел Кураев. — Везет же некоторым. Пока мы тут умираем со скуки, вы, поручик, сумели местную девчонку отхватить.

«Это Элен, — решил, собираясь, Голицын. — Кому же еще здесь быть? Но что случилось?»

Прибыв в Мурмелон Ле Гран, он действительно увидел ожидавшую его парижанку. С ней был французский лейтенант, доставивший ее в русский лагерь.

— Мсье! — вскочила с места девушка.

— Здравствуйте, Элен! — произнес он. — Я очень рад вас видеть, но… что вы здесь делаете?

Он обратил внимание на заплаканный вид француженки.

— Только вы можете спасти моего несчастного кузена.

— Дидье? — поднял брови поручик. — А в чем дело?

— Его… его обвиняют в шпионаже… — Покачнувшись, девушка рухнула в обморок.

ГЛАВА 9

В особняке, расположенном в пригороде Кельна, в комнате для допросов все выглядело стандартно: серые стены, привинченная к полу мебель, яркая лампа. Это обычная обстановка в учреждениях подобного рода во избежание всяких инцидентов. Мало ли — вдруг «клиент», воспылав гневом и яростью, вместо того чтобы честно сотрудничать со следствием и тем самым облегчить свое незавидное положение, внезапно пожелает обрушить стул на голову того, кто выжимает из него показания…

По одну сторону стола сидел явно деморализованный Дидье Гамелен в излохмаченном мундире, по другую — майор фон Репель, офицер из германской секретной службы III-b, отдел «Запад».

— Я оценил вашу волю к сопротивлению, поверьте, капитан, — ухмыльнулся майор. — Вы держитесь превосходно. Если вам это доставит удовольствие, то я даже согласен вам похлопать.

С этими словами немецкий офицер, состроив издевательскую мину, наклонил голову и театрально ударил в ладоши.

— Прекрасно, мсье, прекрасно, — иронически заметил он. — Вы просто герой! Поверьте, я ведь не так просто это все говорю. Работа у меня такая. Я ведь по роду, так сказать, своей деятельности навидался всякого. И всяких. Так вот, много бывало персонажей, корчивших из себя суперменов. И ничего — раскалывались очень быстро. А вы молодец.

Офицер щелкал зажигалкой, словно играясь. Француз исподлобья глядел на язычок пламени, то вспыхивавший, то снова гаснущий под пальцем человека, сидящего напротив. Говорить действительно не хотелось. С огромным удовольствием он бы сейчас превратился в таракана или еще какую-нибудь мошку и исчез бы из этой комнаты навсегда. Однако таких способностей у капитана не имелось.