И шаль с каймою - [4]

Тут Володя промолчал. Не так давно это «бу зе» привез из южного отпуска тракторист Гришка Ширяев и быстро распространил его среди лесозаготовителей Кусинска. Теперь «бузекала» добрая половина жителей поселка, включая местное начальство. Этим обстоятельством была крайне озабочена и возмущена Маргарита Харлампиевна — учительница литературы кусинской средней школы. Маргарита регулярно читала «Литературную газету», досконально прорабатывала статьи о чистоте русского языка и несколько раз делала в клубе доклады на эту тему. Она справедливо и страстно бичевала сквернословов, распространителей всякого рода жаргонизмов, приносящих большой ущерб подрастающему поколению. В качестве одного из примеров Маргарита Харлампиевна привела «бу зе», что в переводе на русский означает «будет сделано». Сидельниковы присутствовали на том докладе, после чего Зина частенько обрывала Володьку, когда он привозил из лесу какую-нибудь словесную мишуру и употреблял ее, особенно в присутствии Генки — любимого ученика Маргариты Харлампиевны.

— А тебе ничего не надо? — Володе нужно было смягчить обстановку — уж очень не хотелось оставлять Зину в плохом настроении. — Решай быстрее. Времени у меня нет.

— Зайди в «Культтовары». Может, пластинки какие есть хорошие. Купи.

— Бу… — Володя поперхнулся, быстро поправился: — Ладно, зайду.

Он достал из шкафа светлый чемоданчик натуральной кожи, удобный, новенький. Купленный, помнится, перед самым новым годом, когда в поселковом магазине недотягивали годовой план и потому неожиданно выбросили на открытый прилавок все, что долго хранилось в дальних торговых сусеках и продавалось «по особому распоряжению».

Володя щелкнул латунным замком: чемоданчик развалился на две одинаковые части. Достал из шифоньера и аккуратно уложил в одну половину несколько хорошо отглаженных рубах, в другую, под специальные ремешки, пристроил полотенце и электробритву. Пошел на кухню за умывальными принадлежностями, и на пороге столкнулся с осуждающим взглядом жены.

— Зачем рубашек столько набрал?

— Я ж говорю: может, придется по инстанциям…

— В городе «инстанций» хватает, — ревниво обронила Зина.

— Им бы побольше денег и послаще вина…

— Ну и даешь ты! — расхохотался Сидельников. — У меня и в мыслях нет…

— У всех нет, а потом оказывается…

— Перестань! — притворно возмутился Володя. Он снял с вешалки новый полушубок, по-хозяйски оглядел его, отряхнул выпавшие шерстинки. — Генке на вечерние сеансы не разрешат!.. Пускай лучше телевизор смотрит. А то вон Голованова пацан начудил в клубе, теперь милиция разбирается…

— Все? Других указаний не будет?

— Будут… Смотри мне тут, — шутя пригрозил Володя и обнял жену.

— Смотри мне там… — вдруг обмякла Зина. Прижалась к мужу, поправила на нем неумело повязанный галстук. — Когда вернешься?

— Если дело сладится, дня через два-три буду дома. Большой интерес валяться на гостиничных койках. Работать надо. План выполнять…

— И я про то же. — В голосе Зины прозвучало примирение. И Володе сразу стало легко.

— Давай присядем, — сказал он. — На дорожку. Как положено.

Посидели на кухонных табуреточках. Посмотрели друг другу в глаза. Хорошо посмотрели. Открыто. Володя еще раз притиснул к себе жену, чмокнул ее в темя, которым она как раз доставала до его губ, подхватил с пола модный чемоданчик, шагнул за порог. Он знал, что Зина наблюдает за ним в окно и, не поворачиваясь, помахал ей рукою.

Володя Сидельников шел вдоль кривых поселковых заборов по узкой тропке, вытоптанной за долгую зиму поверх деревянных тротуаров и пешеходных мостков на сваях. Теперь тротуары никак не угадывались. И не так-то скоро угадаются. До весны еще далеко, хотя январское солнце уже заявляло о себе, слепило и радовало отдаленной надеждой.

Мороз держал в меру, весело скрипел под легкими ботинками, слишком легкими, казалось, после неуклюжих рабочих валенок, какие всю зиму верно служат лесорубу. И кримпленовые брюки не ощущались на теле, будто не было их вовсе, потому морозец вкруговую охватывал ноги. Но в общем и целом было тепло. Спасал полушубок.

Володе всегда нравилось это необычное сочетание одежды: парадная легкость, компенсированная грубым овчинным теплом. Одеваясь так, он чувствовал себя книжным барином, могущим

(нет страницы 15)

вочное удостоверение уже лежало на его столе, подписанное и скрепленное гербовой печатью. Володя прочитал документ и ухмыльнулся. Там, в графе «должность», было на машинке отпечатано «агент по снабжению».

— Это ты спрячь на нужный случай, — сказал Козюбин. — В гостинице предъявишь, иначе туда не пропишут… Но лишь бы зря не козыряй. Понял?

— Все ясно, — сказал Володя, пряча документ.

— Быстренько получи в кассе — и жми на станцию. Кассирша у себя ждет… Если что срочное — звони из города по телефону. Сюда или домой. В любое время дня и ночи звони… Основной курс держи на «Лесоснаб». Там люди толковые, помогут, подскажут… На всякий случай загляни в хозяйственный магазин. Там, кто-то мне врал, продают разные запчасти за наличный расчет…

— А как же это… потом… Бухгалтерия отчет спросит, — несмело спросил Володя.

— Это не твой вопрос. Ты получаешь премию. А за нее, за премию, отчитываются только перед родной женой. — Степан Петрович стыдливо отвел в сторону глаза. Но вдруг воспрянул, видимо, вспомнив, ради какой цели идет он на незаконные действия, и твердо сказал: — Цепи вези. Они окупят… Двадцать кубов древесины — и вся любовь до копейки.