И пришло разрушение… - [52]

— Слушай, Умуофия! — крикнул он, поднимая левую руку и разрубая ею воздух.

— Я-а-а! — заревела в ответ Умуофия.

— Слушай, Умуофия! — опять крикнул Ониека, потом повторил свой клич снова и снова, поворачиваясь каждый раз в новую сторону. И толпа каждый раз отвечала: «Я-а-а!»

На площади тотчас воцарилась мертвая тишина, словно на бушующее пламя плеснули холодной воды.

Тогда вскочил на ноги Окика и тоже четырежды приветствовал клан. После этого он начал говорить.

— Все вы знаете, зачем мы сегодня пришли сюда, вместо того чтобы строить зернохранилища, чинить свои хижины и приводить в порядок дворы. Отец мой, бывало, говорил мне: «Всякий раз, когда ты видишь жабу, скачущую средь бела дня, знай — что-то угрожает ее жизни». Когда я увидел, как вы ни свет ни заря устремились на эту площадь, я понял: что-то угрожает нашей жизни.

Он помолчал немного, потом заговорил снова:

«Все наши боги плачут. Плачет Идемили, плачет Огвугву, плачет Агбала, плачут все остальные. Плачут наши покойные предки над позорным святотатством, которое им привелось претерпеть, и над теми мерзостями, которые все мы видели своими глазами, — Он снова замолчал, пытаясь совладать со своим дрожащим голосом.

— Нынче мы держим великий совет. Ни один клан не может сравниться с нашим числом воинов и их доблестью. Но все ли мы здесь? Я спрашиваю вас: все ли сыны Умуофии здесь с нами? — По толпе пробежал глухой ропот, — Нет, не все, — продолжал Окика. — Многие сыновья Умуофии откололись от клана и пошли каждый своей дорогой. Мы, что собрались здесь нынешним утром, остались верны нашим отцам, но наши братья покинули нас и пристали к чужестранцам, запятнав позором родину своих отцов. Если мы начнем войну с чужестранцами, пострадают и наши братья, быть может, мы прольем кровь людей одного с нами клана. Но мы должны сделать это. Наши отцы никогда не помышляли об этом, они никогда не убивали своих братьев. Но к ним никогда не приходил белый человек. Вот почему мы должны сделать то, чего никогда не сделали бы наши отцы. Птицу энеке раз спросили, почему она все время в воздухе? И она ответила: «С тех пор как люди научились стрелять без промаха, я научилась летать без отдыха». Мы должны с корнем вырвать это зло. И если наши братья встанут на сторону зла, мы должны вырвать с корнем и их. И мы должны сделать это немедленно. Надо начинать вычерпывать воду, пока она нам только по щиколотку…

Тут толпа вдруг заколыхалась, все взгляды устремились в одном направлении. Дорога, что вела от базарной площади к суду белого человека и к реке, возле самой площади делала крутой изгиб, и поэтому никто не видел пяти шагавших по дороге стражников, пока они не вышли из-за поворота и не остановились перед толпой.

Оконкво сидел у края. Узнав пришельцев, Оконкво вскочил на ноги. Дрожа от ненависти, не в силах вымолвить ни слова, он подошел вплотную к главному стражнику. Стражник не испугался и не отступил; позади него выстроились четверо его товарищей.

На этот короткий миг мир, казалось, застыл в тревожном ожидании. Воцарилась мертвая тишина. Безмолвные, как деревья и гигантские лианы, недвижно стоящие стеной позади них, мужчины Умуофии ждали.

Оцепенение, сковавшее толпу, нарушил главный стражник.

— Дай пройти! — приказал он.

— Что вам здесь надо?

— Белый человек, могущество которого ты теперь хорошо знаешь, велел прекратить это сборище.

В мгновение ока Оконкво выхватил мачете. Стражник пригнулся, пытаясь увернуться от удара. Куда там! Дважды опустилось мачете Оконкво, и голова стражника упала рядом с его облаченным в мундир телом.

Безмолвная неподвижность сменилась лихорадочной суетой. Все смешалось. Оконкво стоял, глядя на мертвого человека. Он понял, что Умуофия не решится на войну. Он понял это, потому что остальные стражники благополучно убежали. Вместо того чтобы действовать, люди подняли суматоху. Он понял — люди боятся.

— Зачем он это сделал?.. — доносились до него голоса.

Он отер мачете о песок и пошел прочь.

Глава двадцать пятая

Когда окружной комиссар с отрядом вооруженных солдат прибыл в усадьбу Оконкво, он застал там кучку воинов, устало и безучастно сидевших в его оби. Комиссар приказал воинам выйти во двор, и они безропотно повиновались.

— Кого из вас зовут Оконкво? — спросил он через переводчика.

— Его здесь нет, — ответил Обиерика.

— А где он?

— Его здесь нет!

Комиссар рассердился, лицо его побагровело.

— Если не скажете немедленно, где он, — всех под замок! — крикнул он.

Мужчины пошептались, и снова заговорил Обиерика.

— Хорошо, мы отведем тебя к нему, может быть, твои люди помогут нам.

Комиссар ничего не понял. Что означают эти слова: «Может быть, твои люди помогут нам»? «Ну и мерзкая эта у них привычка — пристрастие к многословию», — раздраженно подумал он.

Обиерика и несколько воинов выступили вперед. За ними шли комиссар и солдаты с ружьями наперевес.

Комиссар предупредил Обиерику, что если он или его товарищи вздумают сыграть с ними какую-нибудь шутку — получат пулю в затылок. Отряд тронулся в путь.

Позади усадьбы Оконкво находился небольшой участок, заросший невысоким кустарником. Из усадьбы в заросли был только один ход — круглый лаз в глиняном заборе, предназначавшийся для кур, которые вечно шмыгали взад и вперед в своих нескончаемых поисках пищи.