И полцарства в придачу - [19]

— А откуда мне знать, что ты не хочешь стать регентом ради денег и власти?

— Меня не прельщают деньги и власть так же, как и тебя. В этом мы понимаем друг друга.

— Ерунда, — раздраженно сказала Пиппа. — Я — никто, а ты — принц-регент.

— Не смей оскорблять себя, каждый из нас — личность, — Макс положил свою ладонь ей на руку.

Пиппа никак не могла избавиться от смущения.

— Сколько тебе было лет, когда ты начал работать? — спросила она.

— Мне было пятнадцать. Наша ферма не приносила больших доходов.

— Твоя мать не работала?

— Она была в той же машине, в которой погибли отец и Тьерри, с тех пор у нее парализованы ноги. Меня принял на работу старый друг моих дедушки и бабушки.

— Кто оплатил наш перелет? — Пиппа нахмурилась. — Ты или правительство Альп д'Эстелла?

— Мне возместят расходы.

— Если у тебя получится оставить Марка в этой стране?

Макс пристально посмотрел на Филиппу, и она подумала, что он многое ей не говорит.

— Сейчас нам принесут завтрак, — прервал он ее размышления.

— В четыре часа утра?

— Ты в другом часовом поясе.

— У меня кружится голова.

— Передвигайся медленно, — он коснулся рукой ее щеки, будто приободряя. — Все будет хорошо.

— Я не знаю, как привыкну к смене часовых поясов, однако не могу же я бросить детей!

— Я не стану давить на тебя, пусть все будет, как будет, — Макс сильнее сжал ее руку.

Наступило продолжительное молчание.

— Можно мне поцеловать тебя?

— Нет. — Сердце Филиппы замерло. Ее переполняло желание. В тот момент, когда Макс припал к ее губам, она прикоснулась ладонями к его лицу.

Казалось, их поцелуй будет длиться целую вечность, но вскоре зажегся верхний свет, и они отстранились друг от друга. Принесли завтрак.

— Не нужно было этого делать, — задыхаясь, сказала Пиппа.

— Я так хотел, — Макс улыбнулся.

— А я не хотела, — пробормотала она. — Это просто глупо.

Глава пятая

Как только самолет приземлился, стюардесса сообщила:

— Просьба ко всем пассажирам оставаться на своих местах до тех пор, пока борт не покинут члены королевской семьи Альп д'Эстелла.

Детям по-прежнему хотелось спать. Макс нес на руках Клэр и Софи, а Пиппа за руку вела заспанного Марка.

— Не позволяйте Пиппе нести вещи, — проворчал Макс, обращаясь к стюарду. — У нее болит спина. И, пожалуйста, поскорее выведите нашу старую собаку.

Филиппа спустилась по трапу и ступила на красный ковер. Внезапно она увидела Долорес и едва не расплакалась. Она остановилась и обняла собаку. Понимая, что лить слезы глупо, Пиппа улыбнулась.

В конце красной ковровой дорожки их ждал лимузин. Казалось, даже Долорес, которая изо всех сил нюхала воздух, не верит, что они попали в такой теплый климат.

— Здесь почти жарко, — выдохнул Марк и обратился к собаке: — Мы едем в замок, Долорес.

— Хотела бы я, чтобы жители Танбарука видели нас сейчас, — прошептала Пиппа, и Макс хихикнул.

— Ты хочешь, чтобы наши снимки напечатали таблоиды? Марк, держи Пиппу за руку. Оставь Долорес здесь, мы встанем вокруг нее. А теперь, Пиппа, улыбайся.

— Зачем? — удивленно спросила она.

— Ты забыла, мы имеем самое прямое отношение к королевской семье, а значит, наши снимки разлетятся по всему миру.

— Я не член семьи, — Пиппа низко опустила голову, глядя на Долорес, которая лизнула ботинок Макса. — Собаку нужно показывать ветеринару?

— Мы получили справку от ветеринара в Австралии. Теперь Долорес — королевская собака, а ты, как и я, — член королевской семьи. — Макс улыбнулся ей, фотографы беспрестанно щелкали фотокамерами.

— Мне следовало как гувернантке стоять в десяти шагах от вас, — сказала Пиппа.

— Мне тоже, — произнес Макс. — Однако мне ты уйти не разрешила. Если оставишь детей, они начнут реветь, а Долорес завоет. Так что улыбайся!

— Я улыбаюсь, — проговорила Филиппа сквозь зубы. — Дети считают тебя очередным подарком к Рождеству.

— Знали бы они правду!

— Значит, в тебе все-таки есть что-то от людоеда?

— Да, я тоже предпочитаю одиночество.

— Это еще почему? Ты же не гомосексуалист? — вырвалось у Пиппы. Улыбка сошла с лица Макса.

— Что ты сказала? — он удивленно уставился на нее.

— Улыбайся! — напомнила она ему. Фотографы по-прежнему снимали их. — Я спрашивала о твоей сексуальной ориентации.

— Я же только что поцеловал тебя!

— А это можно считать доказательством того, что ты предпочитаешь женщин?

— Да, если ты не заметила, это был чувственный поцелуй.

— Не могу судить, — задумчиво сказала Пиппа. — Моя личная жизнь никогда не была слишком бурной.

Макс понимал, что она его дразнит.

— Замолчи, — с улыбкой произнес он, отводя от нее взгляд. — Еще одно слово, Филиппа Донахью, и я покажу тебе, что такое чувственный поцелуй.

— Ты не посмеешь этого сделать на глазах у всех.

— Да, — огорченно произнес Макс. — Я не стану этого делать, но только потому, что подобный поступок осложнит наши и без того весьма непростые отношения.

— И все-таки зря, — сказала Пиппа Максу, когда они вместе с детьми ехали на лимузине из аэропорта.

— Что именно?

— Ты поцеловал меня.

— Я не целовал тебя на виду у фотографов, — с улыбкой произнес Макс. — Нет, я хотел, но у меня на руках были девочки.

— Ты поцеловал меня в самолете.

— Это было необходимо, ибо я подозревал, что ты считаешь меня гомосексуалистом. Однако мой поцелуй ни в чем тебя не убедил.