И плачут ангелы - [7]

Зуга со вздохом надвинул на глаза шляпу и, видя перед мысленным взором лицо Луизы, погрузился в сон. На другой стороне костра Ральф продолжал тихонько говорить, не столько с отцом, сколько с самим собой, излагая честолюбивые планы получения власти и богатства.

Возвращение к фургонам заняло два дня. До лагеря все еще оставалось добрых полмили, когда путников заметили и веселая толпа слуг, детей, жен и собак шумно бросилась им навстречу.

Ральф подстегнул коня и, низко склонившись, подхватил жену с таким пылом, что ее прическа рассыпалась, и Кэти завопила во все горло, пока он не заткнул ей рот поцелуем. Ничуть не смущаясь, Ральф целовал жену, а малыш Джонатан нетерпеливо прыгал вокруг лошади и кричал:

— Папа, меня тоже! Подними меня, папа!

Наконец оторвавшись от Кэти, Ральф прижал ее к себе и шепнул, щекоча жесткими усами ухо:

— Кэти, любовь моя, как только доберемся до палатки, твой новый матрас подвергнется суровому испытанию!

Кэти залилась краской и шутливо шлепнула мужа по щеке. Ральф засмеялся, подхватил сына за руку и посадил его позади себя, на круп мерина.

Джонатан обхватил отца за пояс и звонко спросил:

— Папа, ты нашел золото?

— Целую тонну!

— А сколько львов застрелил?

— Целую сотню!

— А сколько матабеле убил?

— На них сезон охоты закончился, — со смехом ответил Ральф и взъерошил темные кудряшки сына.

— Ах ты, маленький кровожадный дикарь! — выругала Джонатана Кэти. — Нельзя задавать папе такие вопросы!

Луиза следовала за Кэти и Джонатаном более степенным шагом, легко ступая по густой пыли, прорезанной следами колес. Собранные сзади волосы открывали широкий лоб, подчеркивая высокие скулы, толстая коса свисала до пояса. Глаза Луизы вновь поменяли цвет: Зуга всегда завороженно наблюдал, как настроение жены отражается в ее огромных раскосых глазах. Теперь они светились мягкой голубизной от счастья. Луиза остановилась перед лошадью Зуги. Он спешился, приподнял шляпу и внимательно вгляделся в жену.

— Даже за такое короткое время я позабыл, насколько ты прекрасна.

— Ничего себе короткое! — возразила она. — Для меня каждый час без тебя кажется вечностью!

Благоустроенный лагерь был домом для Кэти и Ральфа: постоянного жилища они не имели, кочуя, словно цыгане, туда, где сильнее пахло деньгами. Под высокими смоковницами у брода на берегу реки расположились четыре фургона. Новые палатки из парусины сверкали ослепительной белизной. Одна располагалась чуть в стороне от остальных — в ней стояла оцинкованная железная ванна, в которой можно было вытянуться во весь рост. Приставленный к ней слуга неусыпно следил за стоящей на костре позади палатки сорокагалонной бочкой, днем и ночью обеспечивая неограниченное количество горячей воды. В палатке поменьше стоял стульчак, сиденье которого Кэти разрисовала ангелочками и букетами роз, а рядом лежал предмет истинной роскоши — коробочка из сандалового дерева с надушенными листками мягкой бумаги.

На всех койках лежали матрасы из конского волоса, в палатке-столовой с откинутыми стенками стояли длинный стол и удобные складные стулья из парусины, бутылки шампанского и лимонада охлаждались в мокрых парусиновых мешках, ящики с продуктами закрывала тонкая сетка от насекомых. В лагере работали тридцать слуг: одни рубили дрова и поддерживали огонь, другие стирали и гладили, чтобы дамы могли каждый день надевать чистую одежду, третьи заправляли постели и тщательно подметали площадку между палатками, поливая ее водой, чтобы не поднималась пыль. За Джонатаном следил отдельный слуга, который кормил его и купал, носил на плечах и пел песни, когда у малыша портилось настроение. Кроме того, слуги готовили пищу, прислуживали за столом, зажигали фонари и закрывали откидные полотнища палаток на ночь, а также, стоило зазвонить колокольчику, выносили ведро из-под раскрашенного стульчака.

Ральф въехал в ворота, оставленные в высокой ограде из колючих веток, которая окружала весь лагерь, предотвращая ночные визиты львов.

Кэти сидела впереди него, Джонатан — позади. Ральф удовлетворенно оглядел лагерь и стиснул талию жены.

— Наконец-то я дома! Можно полежать в горячей ванне, а ты, Кэти, потрешь мне спинку… — Он осекся и с удивлением воскликнул: — Черт побери! Почему ты меня не предупредила?

— Ты же мне рта не давал раскрыть! — запротестовала она.

В конце поставленных в ряд фургонов стояла карета на рессорах, покрашенная в прелестный зеленый цвет — правда, едва заметный сквозь пыль и засохшую грязь. Ставни из тикового дерева на окнах предохраняли от жары. Дверцы были покрыты резными позолоченными листочками, высокие колеса тоже украшала позолота. Внутри карета была обита блестящей зеленой кожей, на шторах висели золотые кисточки. На крыше сверкали медной отделкой большие дорожные чемоданы. В загоне для скота, огороженном колючками, крупные белые мулы, тщательно подобранные по цвету и размеру, жевали свежую траву, скошенную слугами Ральфа в пойме реки.

— Как Всемогущий нас нашел? — недовольно поинтересовался Ральф, опуская жену на землю. Он мог не спрашивать, кто именно заявился в гости: владелец великолепного экипажа был прекрасно известен всей Африке.