И петь нам, и весело петь! (КСПшные анекдоты от Берга) - [6]

Несколько ранее известный тележурналист Андрей Черкизов приписал Галичу стихотворение другого псевдонима -- Наума Коржавина о том, как декабристы разбудили Герцена.

А одна газета поместила заголовок: "В октябре багрянолистом 19-го дня" (А.С.Пушкин)". Вот, небось, Юлий Черсанович гордился!

Или "Пушкин" теперь тоже псевдоним?

Кого несем, ребята?

Рассказывает Берг.

-- Московский слет 1979 года. Поляна, где проходит главный концерт. Я опоздал на него минут на пятнадцать, и сесть уже было совершенно некуда -все забито публикой. А из первого ряда мне машет рукой фонотетчик киевского КСП "Костер" Боря Шлеймович, мол, пробирайся сюда, я тебе местечко забил. И действительно, рядом с ним -- пустой пенопластовый коврик. Идти "как положено" -- значит, по ногам, головам и т.п. Но можно -- "как не положено", то есть, через "мертвую зону" между первым рядом и сценой. Зона эта, исполосованная кабелями микрофонов, колонок, питания, тщательно охраняется "хунвейбинами", сидящими перед первым рядом метра через три один от другого. Прорваться можно.

И вот я, выждав, когда отвыступает очередной участник, рванул из кусточков около сцены через зону и плюхнулся на Борин коврик. Сижу, балдею. Кончилась песня, подходят ко мне два "хунвейбина", один берет за руки, другой за ноги и тем же путем относят в кусты и аккуратно складывают. Ну, думаю, так мне и надо!

А тем временем к ним устремляется президент горклуба Игорь Каримов и что-то кричит, эмоционально жестикулируя при этом. Слышу вроде бы свою фамилию.

Тут закончилась очередная песня, подходят ко мне эти же двое ребят, один берет все так же за руки, другой за ноги, проносят знакомым путем и нежно укладывают на Борин коврик. Я ничего не понимаю.

Боря, видимо, тоже чего-то не понимает, но совсем не то, что я, ибо спрашивает:

-- А почему, когда они несли тебя в первый раз, ты не сказал, что ты Ланцберг?

-- Но они же делали то, что положено!

-- Странно: когда N-ского несли, он кричал: "Я N-ский, я N-ский!"

(Боря назвал фамилию какого-то очень известного автора, но, видимо, не Городницкого, как мне почему-то запомнилось, -- не было Городницкого на этом слете, -- а, возможно, Владимира Туриянского, который был, или кого-то еще.)

А мне интересно: они что, и вправду не знают, кого носят?

Без билета.

Рассказывает Сергей Анатольевич Михасев:

-- Дело происходит в феврале 1993 года. Ноги гудят от усталости. В предвкушении спокойного сна заползаю в купейный вагон поезда Москва-Петрозаводск. Так и есть: не толстая баба с орущим ребенком, так два гитариста с пивом... надеюсь, играть не будут.

Надежды не оправдываются. Через час расчехляются гитары и начинается не музыка, а какие-то непонятные синкопы. С воодушевлением что-то репетируют.

Демонстративно ложусь на вторую полку. Ноль внимания. Репетируют. Делаю замечание недовольным тоном. Извините-извините, уходят репетировать в тамбур.

Еще через час, когда я забылся в тишине, они забылись и вернулись в купе. Громко, четко посылаю их по-русски на три буквы с угрозой вызвать проводника. До Петрозаводска никто не беспокоит.

В Петрозаводске захожу к знакомым, а они мне говорят, мол, не вовремя пришел, мы идем на концерт Ивасей (знаменитые барды ИВАщенко и ВАСИльев). Предлагают и мне идти. У спекулянта при входе приобретаю билет (один концерт, аншлаг). Ну, вы догадались, на сцене мои ночные мучители...

"Мне было довольно, что от гвоздя остался маленький след..."

Михаил Савченко (Москва) вспоминает, что, когда он учился в МИСиСе, весь институт страшно гордился тем, что в нем преподает Виктор Берковский. Матерые старшекурсники даже водили новичков к этой достопримечательности. Но поскольку заходить прямо к Виктору Семеновичу с экскурсионными целями было как-то неудобно, экскурсантов обычно подводили к двери кафедры: вот, мол, смотрите -- за этой дверью сидит живой Берковский.

Самому Михаилу повезло тогда несколько больше -- его приятель, учившийся на этой кафедре, провел его внутрь до самой двери кабинета. Так что ему удалось увидеть даже табличку с фамилией, а если бы дверь в этот момент случайно открылась, то чем черт не шутит...

Так и быть!

Рассказывает Вадим Мищук:

-- Казань, фестиваль "Барды 80-х". Концерт ведет Вероника Долина. Готовясь объявить очередного участника, натыкается на незнакомую фамилию и, не отходя от микрофона, говорит сама себе вслух:

-- Кто это такой? Я же всех хороших бардов знаю! Кто это?..

И уже громко:

-- Ну ладно, выходи!

(Борис Жуков и Виктор Байрак, правда, утверждают, что все было несколько мягче -- готовясь объявить Андрея Ширяева Вероника произнесла:

-- Я ведущая, но этого человека вижу впервые в жизни.)

Своеобразный юмор Вероники некоторых иногда обескураживает. Вот что, по словам Любови Лейбзон (Баку -- Иерусалим), произошло на Грушинском в 1979 году, через год после первого появления Долиной на этом фестивале.

-- Идем сдавать анкеты в жюри. Перейдя понтон, натыкаемся на Яшу Когана (автора, в то время из Баку -- прим. сост.), беседующего прямо на тропе с некоей юной особой в синей кепке с огромным козырьком, тем не менее, не закрывающем носа... Стоим в некотором отдалении -- надо что-то уточнить у Яши. За щелястым столиком рядом две девочки, явные школьницы, тоже заполняют анкету. Одна из них поворачивается к собеседнице Когана и робко спрашивает: