И пала тьма - [6]

— Ты не победишь, — прошептала она.

В ответ с обожженных губ сорвалось огненное шипение. В нем не различалось слов, но пламя сопровождало каждый звук. Ноги бывшего рыцаря подкосились. Он понимал, что слышит голос, но человеческое горло не сумело бы издать подобных звуков. Это шипение не принадлежало ни Девяти землям, ни любому другому месту в Мириллии. Оно напоминало скулящий вой вперемешку с треском молний и копошением каких-то темных тварей глубоко под землей.

Тилар зажал уши.

А женщина слушала. Ее ответом стала внезапная бледность, так что кости просвечивали сквозь кожу. Она произнесла лишь одно слово:

— Нет.

И тут чудовище бросилось на нее, двигаясь быстрее, чем мог уследить глаз. Тьма сгущалась, как горбатая волна над ярким колодцем Милости, защищавшим женщину. Из собравшейся темноты ударила молния и поразила незнакомку.

С распростертыми руками она рухнула навзничь. Вспышка света пронзила ее между грудей. Тилар осознал, что это не молния, а что-то не принадлежащее его миру.

Раненая женщина закричала пронзительно и горько, как птица.

Чудовище накрыло ее одним скачком. Тьма прокатилась по телу женщины и поглотила ее. Вдвоем они пропали в дымящемся тумане теней.

Тилар сжался в комок в своем укрытии. И тут темнота взмыла ввысь подобно разогнанным ветром клубящимся грозовым облакам.

Ногти Тилара скребли камень, он пытался удержаться на месте, но чувствовал, как неведомая сила влечет его за собой. Он ничего не видел, зрение оставило его, или, возможно, это пропал мир вокруг. Рыцарь качался на краю бездонной пропасти. Его одновременно обдавало ледяным холодом и жаром; сердце перестало биться, и Тилар понял, что повстречал свою смерть.

Он отпустил руки и рухнул на заколоченную дверь. Тьма на площади свернулась огромной воронкой, будто ее засасывало в невидимый колодец. Воронка вертелась, уменьшалась… и наконец остатки ее исчезли. Чудовище пропало.

Все, что осталось от кошмара, — простертое на площади тело женщины. Она все еще светилась, хотя гораздо слабее. Ручейки сияния стекали с тела и собирались в лужи на мостовой: это текла кровь, осененная Милостью. Женщина не двигалась.

Тилар на спотыкающихся ногах выбрался из укрытия. Нутром он чувствовал, что неведомое существо исчезло. И все же не решался подойти ближе к женщине. Он направился туда, где лежали тела убитых. Закутанные в осененные плащи, рыцари сливались с тенями: хотя они погибли, благословенная ткань сохранила вотканную в нее Милость и прятала своих владельцев даже после смерти.

Пока Тилар ковылял по площади, запах цветов и теплого солнца делался все сильнее. Он не выдержал и повернулся к его источнику. Женщина на камнях оставалась неподвижной. Тилар разглядел черную дыру в ее груди, шириной в кулак и все еще дымящуюся завитками дыма.

Он догадывался, что чужеродная тьма сбежала через эту дыру, что она послужила колодцем для ее исчезновения.

Внезапно ноги сами понесли Тилара к телу женщины.

Он старался не наступать на сияющую кровь, но ее разлилось слишком много. Рыцарь-калека вступил в круг изливаемого телом света с опаской, стараясь не поскользнуться на влажных булыжниках. Женщина явно принадлежала к высшей знати; редко ему доводилось встречать людей, осененных такой обильной Милостью. Возможно, она даже была одной из восьми слуг Мирин, богини здешних островов. Они жили в кастильоне, собирая и сохраняя гумор своей повелительницы.

Тилар перевел взгляд на сияющий на Летней горе кастильон, где высится трон Мирин. Если догадка верна и женщина действительно состояла в услужении у богини, то нападавшего на нее остается только пожалеть. Месть разгневанных богов не знает предела.

Он дотронулся до плеча женщины, а вернее, девушки. Он смотрел на красоту, которая нашла свой конец на площади Панта. Она была совсем юной, не старше восемнадцати; лицо ее все еще светилось. Пустые глаза, синие как море, слепо уставились вверх.

И тут ее взгляд дернулся к нему. Тилар от неожиданности сделал шаг назад.

Она жива! Но наверняка ей не продержаться долго…

— Дитя… — прошептал он, не зная, какими словами утешить ее в последние минуты.

Тилар нагнулся над ней, замочив в крови колено, и понял свою ошибку, когда влажное тепло добралось до кожи. Кровь жгла — не как огонь, но как пряное вино на языке, которое приносит столько же боли, сколько и удовольствия.

Внезапно пальцы девушки вцепились ему в запястье и сжали, подобно железным оковам, которые он носил целых пять лет. Рыцарь в ужасе задохнулся: девушка выжила. С другой стороны, почему бы и нет? Ведь перед ним лежала совсем не девушка.

Тилар догадался, кто сжимает его руку. Это отнюдь не служанка, а сама Мирин — бессмертная богиня Летних островов.

Пальцы сжались сильнее и притянули его ближе. Другая рука богини потянулась к нему. Ладонь была окровавленной. У Тилара не оставалось ни сил, ни желания сопротивляться.

Ладонь ударила его в грудь, как будто желая оттолкнуть, в то время как другая рука богини с силой притягивала его к себе. Кровь с ладони прожгла грубый хлопок рубашки. Она уже не казалась Тилару пряным вином, он ощутил запах паленой кожи. Боль сводила с ума, но в то же время он не хотел, чтобы она прекращалась.