Ни каких сомнений, он иезуит, и не из простых. Какой ни будь магистр. Для него было возможно выполнить эти четыре условия, пальцы дёрнулись только на слове "уговорить". Или не хочет, или просто против этого.
- Это огромная работа, ваша светлость. И мне не понятно количество возможных переселенцев. Кроме того не совсем понятна цель. Лучшие уже у вас и продолжают прибывать, - иезуит был не прост.
- У меня даже в Вершилово уже не хватает учителей для школ, а ведь я отвечаю ещё за несколько городков, там тоже есть дети и их нужно учить, кроме того наука не стоит на месте она развивается, появляются новые имена, хотелось бы этих умников заполучить в свой удел, - вспомнил Пётр Пушкина.
- Мне показали ваши школы и учебники. То, что творится в вашем, князь, уделе не подаётся осмыслению, дети в двенадцать лет у вас изучают то, чего не преподают ни в одном университете Европы, я сам окончил университет в Пизе, знаком с Галилеем и профессором Кастелли, но ваш новый учебник физики просто не понял. Я заканчивал богословский факультет, но ходил на лекции этих профессоров, тем не менее, вынужден признать, что сейчас ваши дети изучают то, чего не знают в Европе и даже о многом не догадываются. А что вы можете предложить за мои услуги по вербовке новых учителей для ваших школ и собирание библиотеки, - теперь изучающе смотрел на Петра месье Женю.
- А просто деньги вас не интересуют? - ну, начать нужно с простого.
- Деньги интересуют всех и всегда. А что вы скажите, если в вашу школу поступят несколько учеников, которых я привезу сам, им будет лет по пятнадцать, и если у вас семиклассное образование, то они к двадцати двум его получат, - а этот смотрит в глаза, думает, что сейчас зрачки забегают.
- Легко. Сколько учеников и сколько денег? - игры кончились.
- Десяток юношей и десяток тысяч рублей в год, - месье Женю тоже мило улыбнулся.
- Договорились.
Сумма не маленькая. Для Руси так просто огромная. Если корова стоит рубль, а боевой конь червонец, то десять тысяч это деньги. Но в Европе книги не дёшевы, а мозги вообще оценить невозможно, может один из переселенцев сделает пластмассу, полиэтилен. Это сразу окупит и сотню тысяч рублей.
- С вами приятно иметь дело, ваша светлость. Только давайте немного вернёмся назад, к фарфору, - да противник серьёзный, даже не улыбнулся от радости.
- Я считаю, что ваши люди должны всё попробовать своими руками, чтобы потом не возникло причин нас упрекать. Завтра все они, включая вас, профессора и всех до единого наёмников, будут молоть компоненты необходимые для приготовления фарфора.
- А наёмники зачем? - Не понял француз.
- У нас очень строгие правила в отношении спиртного и вообще поведения в городе. За малейшие нарушения у нас отрезают ухо, за второе прилюдная кастрация. Вы же не хотите, чтобы ваши воины уехали отсюда евнухами, а всё к этому идёт. Пусть они будут заняты весь день и устанут, чтобы вечером думать только о том, чтобы выспаться, - Петру уже доложили, что французы ведут себя на улицах Вершилово, как завоеватели.
- Но они все дворяне и могут не захотеть, - отпрянул иезуит.
- Выбирайте. Могу устроить показательное отрезание уха у де Мулине, он тут на днях пытался приставать к монашке. Зубы ему, конечно, наши милиционеры выбили, но ухо пока не отрезали, ждали, что я решу, - Пётр склонил голову набок, ожидая ответа.
- Я не уверен, - начал было француз, но Пётр его остановил.
- Значит, сегодня режем ухо. В шесть вечера на площади у старого храма.
- Хорошо. Я переговорю со своими людьми. Думаю, что найду аргументы, - дети, верят во всё, что им скажут зловещим голосом.
- Завтра в восемь утра все до единого должны быть в размольном цехе. Парадную одежду лучше не надевать. Работа пыльная.
После француза Пётр решил отдохнуть душой и пошёл к механикам. Эти товарищи почему-то меньше всех его в гости зазывали за последние три дня, значит, что-то не клеится, не получается. И как там в песне про улицы: "Значит нам туда дорога".
Механики возились с паровой машиной. В помещении стоял грохот и свист работающего паровика. Неужели справились. Вот это титаны.
- Пётр Дмитриевич, - увидел его Вильгельм Шиккард, - наконец-то соизволили зайти. Мы тут никак не можем понять, как увеличить обороты. Силы-то у паровика хватает, а вот скорость получается маленькая.
Пётр оглядел конструкцию, понятно.
- Вы же часовщик, неужели не смогли придумать редуктор. Две пары шестерёнок в чугунном корпусе и всё это залито маслом.
- Но здесь огромная сила, - засомневался Йост Бюрге.
- Ну, редуктор можно сделать большим, а шестерни широкими, - пожал плечами Пётр, - нужно только посчитать во сколько раз нужно увеличить скорость. Стоп. Понял я, чего вам не хватает. Коробки передач. Должно быть, несколько шестерён на одной оси.
Бывший генерал Афанасьев любил покопаться в движке и ходовой своей 21 Волги. Нет, он был не фанат этого дела, как некоторые, целыми днями напролёт копающиеся в машине. Но если что-то случалось, то Афанасий Иванович с сыновьями перетрясали старую боевую подругу до последнего винтика, пока не исправляли неполадку.
