i-o - [35]

— Ты сегодня рано, — сказала она голосом жестким, как бамбук.

— У меня была стрелка.

— Правда?

Я была не в настроении болтать, но в голосе Анны звучала такая печаль, что я растаяла. Кто знает, сколько еще времени бедняжка не сможет трахаться со звездами? Я даже и представить не могла, что я бы делала, если бы это случилось со мной — с ума сошла бы, наверное.

Так что мы присели около плавильной печи, которая некогда превращала сталь в раскаленную красную жидкость, подложили под спины подушки, и я обняла Анну. Я рассказала ей про ПолуПлоть (она слышала о нем, но только мельком), приврав маленько для красоты и, разумеется, опустив все сомнительные подробности.

— А я думала, что на него Эстер охотится, — прошептала убаюканная Анна.

— Что-то не видно, чтобы она сильно напрягалась, — ответила я, и мы оба посмотрели на Эстер, которая храпела, лежа на спине, под одеялом. Это выглядело совсем неизящно.

Я рассказала Анне о том, как от него, когда я притронулась к нему, посыпались искры, и как я увидела мои детские воспоминания на экранах мониторов, и как, когда он кончил, я почувствовала, словно мне в рот выстрелили зарядом металлической стружки.

— А он не фальшивка? — спросила меня Анна, уже засыпая.

Я кивнула и провела пальцем по лбу китаянки.

— Зуб даю.

— Марине расскажешь?

— Конечно.

Но к тому времени, когда я ответила на этот вопрос, Анна уже спала.

Убивайте своих богов.

Уничтожая то, что тебе дороже всего, ты уничтожаешь все. Уничтожая фальшивку, только попусту тратишь время и силы.

В таком жалком мире, как этот, для механических кумиров существует неограниченная свобода отрываться от земли и стремительно падать в выжидающее небо. А для тех, кто не стал кумиром, тоже существует неограниченная свобода — следовать за своими богами или не следовать. Третьего не дано.

Найдите своего бога и истребите его.

Нас было двенадцать, мы пробирались по хрустевшим под ногами перекрытиям над тоннелем подземки, словно стая расфрантившихся летучих мышей. Дождавшись наступления темноты, мы проникли в тоннель и стали ждать.

Эстер блистала отсутствием — то ли все еще не пришла в себя, то ли дулась. Может быть, просто ревновала — я ведь не только первой добралась до ПолуПлоти, но еще и выяснила, что он — не фальшивка. А может быть, она знала или хотя бы догадывалась, каким образом я ее обошла. Руки у нее, впрочем, были связаны — сказать она все равно ничего не могла.

Я посмотрела на Анну, которая упросила нас взять ее с собой. Она сидела верхом на стропиле и глядела на меня. На ней был вышитый золотом и пурпуром китайский халат, а уши ее украшали огромные серьги.

Я ответила ей взглядом.

Услышав какой-то шум, доносившийся из темного конца тоннеля, мы затаились. В темноте появился мерцающий свет, который внезапно взорвался серебряными сполохами, наткнувшись на полоски алюминия, которыми ПолуПлоть покрывал себя для лучшей проводимости. Его появлению всегда предшествовало негромкое жужжание — словно за ним повсюду роем летали электроны.

Я посмотрела на Марину — мы все посмотрели на Марину — и увидела в ее глазах то же самое выражение, что и пару часов назад, когда я рассказала ей про ПолуПлоть, когда она сунула палец в банку и попробовала на вкус мертвое семя бога. Прикрыв глаза, с покосившейся тиарой на взбитых в высокую прическу волосах, с губами, припухшими от недавней инъекции коллагена.

Похожая на спятившую Бетти Бу, подавшуюся в серийные убийцы.

ПолуПлоть подошел ближе: он шагал по шпалам так легко, что казалось, будто он парит над ними. Вокруг шастали жирные хвостатые крысы, привлеченные исходящими от него токами. Стоя в тени, я и девочки видели осыпавшиеся с него, словно искры, образы, вос-поминания, видения будущего, словно он был психическим жестким диском, с которого считывалось содержимое.

Мария задумчиво кивнула головой. Да, этот фальшивкой никак не был.

Мы дождались, когда он очутится под нами, возле лаза, ведущего в его логово, а затем взяли в руки наше оружие.

Обрушившись на ПолуПлоть ослепительным каскадом губной помады, лака для ногтей и стилетов, мы принялись убивать и насиловать новообретенного бога.

Чуть-чуть позже мы лежали вповалку на путях подземки, окровавленные, усталые, возбужденные, остывая после оргии. Наши наряды были порваны, смяты, наши мозги гудели от энергий, которые наполняли ПолуПлоть перед тем, как мы выпотрошили его. Это было куда круче секса.

Перекатившись на бок, я прислушивалась к тихому, усталому смеху подруг. Мы лежали, положив головы друг другу на бедра, прислонив затылки к спинам, прижавшись друг к другу. Из-за молочно-белого плеча Элизабет я наблюдала за Мариной.

Марина лежала, прислонившись к металлическому ограждению, тянувшемуся вдоль стены тоннеля — то ли для того, чтобы камни из кладки не падали на поезда, то ли для того, чтобы помочь бедняге, упавшему в желоб с рельсами, выбраться оттуда. Ее длинное фиолетовое платье было разорвано сверху донизу, так что было видно все тело Марины. Капля крови в ранке на ее бедре набухла, словно слеза, и скатилась вниз. Волосы, скрученные в густые, слипшиеся от лака локоны, лежали на земле параллельно ее длинным ногам. На лице у Марины светилась широкая ухмылка.