i-o - [20]

В тщетной надежде я втянул в ноздрю весь порошок до последней молекулы.

Я лежал и думал о том мире, с которым так плотно познакомился в последнее время, — о мире пламени. Я думал о голосах, которые часто слышались мне в его реве, а потом о Шиве, которая возникла среди дыма и разрушения, чтобы забрать меня и погрузить в свой пикап с таким видом, словно была то ли восхищена, то ли расстроена тем, что я снова выжил.

Я не думаю, чтобы она желала моей смерти. Ей было просто наплевать на меня.

Как и мне на нее — мы были два сапога пара.

[Небольшое отступление. В пламени, в огне, в пекле ничто не реально, все сводится к пылающему, как дуговой разряд, алмазному богоподобному огню, что вгрызается в твою плоть, высвечивая все ее раковые опухоли, дурные клетки, яды, разложение. Системы моего организма пребывают в напряжении, в исступлении; взрывы, происходящие вокруг меня, переворачивают, перекручивают, перелопачивают все у меня внутри, и я полностью в их власти, ничего не зависит от меня в этом огненном мире, через который я несусь в облаках напалмовой гари, легкий, словно тонкий листок кремния, на который еще не нанесли печатную схему. Я — большая влажная птица, а это — огнеопасные Небеса, я — падший ангел, и моя боль оправдана, потому что я лечу, лечу, лечу и пылаю, пылаю, пылаю, я никогда не чувствовал себя настолько мертвым, настолько чистым, настолько уродливым и настолько замечательным БЛИНННННННННННННННННН!!!!!!!!! Конец]

Во время первой вылазки Шива обмотала все мое тело тринадцатью футами прочной стальной проволоки, прикрепив к ней с интервалами в пять-шесть сантиметров кусочки пластита и какой-то еще пластиковой взрывчатки фиолетового оттенка. На шею мне она подвесила, словно соску, алюминиевую пластину, к которой было прикреплено устройство, приводившее в действие все прикрепленные ко мне взрыватели. Оно состояло из маленькой прозрачной трубочки, наполненной керосином, со стальным стерженьком, обмотанным спиралью, погруженным в жидкость. Спираль была припаяна к контактам электрической цепи.

В ту первую ночь я вошел в обветшавшую штаб-квартиру какой-то древней корпорации, которая некогда охватывала своими электронными щупальцами всю страну, но теперь лежала, свернувшись в хрупкий клубок, словно умирающий паук. Я накинул длинное пальто, чтобы в лучших традициях бомбистов-самоубийц скинуть его, войдя в приемную, и продемонстрировать всем мое вооружение.

А затем я просто прошел через все здание по коридору, мимо дверей кабинетов, хранивших следы былого величия, и перепуганных немногочисленных служащих, а заряды взрывались на мне один за другим. Иногда я падал, сбитый силой взрыва или обвалившимся куском кладки, и тогда я снова вставал на ноги. (Я переносил боль и увечья лучше, чем любой человек, когда-либо живший на земле, но земное притяжение по-прежнему на меня действовало.) К концу маршрута я перешел на бег, потому что пламя, следовавшее за мной по пятам, начало настигать меня, загонять в тупик. Тогда я впервые, насколько мне помнится, почувствовал восторг. Я выпрыгнул из окна, как и проинструктировала меня Шива, в тот самый момент, когда взрыв вышиб раму и швырнул ее обломки следом за мной.

Наше сотрудничество началось на основе молчаливого соглашения.

Я думаю, Шива рассуждала примерно так: она спасла мне жизнь, следовательно, я был ей обязан (в то время она не вполне понимала мое состояние, хотя ей следовало бы задуматься над тем, что спасти жизнь самоубийцы — это не совсем то же, что спасти жизнь человека вообще). Мною же двигало чистое любопытство: если я не могу убить себя, вдруг это сможет сделать она, тем более что занималась она этим с гораздо большим пылом, чем я сам. Кроме того, она неизвестно где добывала для меня таблетки, которые хотя бы немного ослабляли терзавшую меня боль.

Сначала я не понимал намерений Шивы, не понимал, для чего ей было нужно все это разрушение.

В конце концов, она была анархисткой, поэтому какое-то время я думал, что разрушение ей нравится само по себе. Она питала особое пристрастие к организациям и всегда выбирала в качестве объектов атаки их, а не частных лиц, но я даже и не пытался понять, почему именно их она обрекала на уничтожение. Я даже начал задумываться над тем, не мое ли собственное уничтожение она планировала, выбор же мест, в которых оно должно было произойти, не имел ни малейшего значения. Затем я все-таки вычислил определенную закономерность в наших акциях — каждая следующая была намного рискованнее предыдущей. Трехсотфутовые опоры ЛЭП сменялись химическими лабораториями, химические лаборатории — заводами по переработке химических отходов. Казалось, она делает все, чтобы выяснить, насколько далеко простирается моя неуязвимость.

Лучше бы она спросила меня об этом напрямик.

Прошло несколько месяцев, прежде чем я решился сам задать ей вопрос. Мы сидели в ее мастерской.

— Зачем ты это делаешь?

Сначала она даже не подняла головы, погруженная в работу. В тот момент она как раз склонилась над аквариумом, наполненным раствором химикатов, на вид таким же прозрачным и чистым, как вода из горного ручья — такая льется в снах в твое горло, когда умираешь от жажды. С недавнего времени Шива начала все больше и больше интересоваться жидкими взрывчатыми веществами и теперь испытывала различные составы, которыми намеревалась наполнить прикрепленные к моей коже прозрачные пластиковые трубки, чтобы иметь возможность детальнее контролировать процесс разрушения.