И нет счастливее судьбы: Повесть о Я. М. Свердлове - [39]

Стасова познакомила Свердлова с родителями — Поликсеной Степановной и Дмитрием Васильевичем. Яков Михайлович почувствовал их стремление расположить гостя к свободной, непринуждённой беседе.

— Дочь ваша, право, молодчина. Выбралась из Сибири в Питер, совершила революцию и нас из ссылки вызволила, — шутил он.

Старики смеялись, а Елена Дмитриевна благодарно смотрела на Якова Михайловича — давно уже не были так веселы её, увы, сильно постаревшие родители.

Яков узнал от Стасовой, что в Питере немало екатеринбуржцев и среди них Быков и Черепанов. Это обрадовало — уральцы стали его земляками. А Быков и Черепанов — это Мельковка, завод Ятеса, это знакомство с Клавдией...

Словно угадав его мысли, Елена Дмитриевна спросила:

— Семья осталась в Туруханке?

— Да... Выедет оттуда, как только начнётся навигация на Енисее.

Они много говорили о делах. Картина была для большевиков нелёгкой — сказались репрессии царской охранки и предательство различного рода соглашателей. Даже численно большевики значительно уступали другим партиям — их по всему Петрограду насчитывалось не более двух тысяч человек, причём большинство из них сосредоточилось в Нарвском, Выборгском, Василеостровском и Петроградском районах. Во всех остальных районах города — всего 250 ленинцев.

Если так сложно положение большевиков в столице, каково же им на местах!

В Таврический он пришёл вместе с Голощёкиным. У входа в актовый зал стоял огромный стол, заваленный бумагами. На большом листе бумаги чернилами было написано: «Бюро Центрального Комитета РСДРП(б)».

Из-за стола вышла Стасова.

— Вот и наш Секретариат, — сказала она.

— Ну что ж, по-моему, недурно на первый случай. А ты как думаешь, Жорж?

Тот согласно кивнул.

В эти дни большевики ждали возвращения Владимира Ильича. Хотя Временное правительство и объявило всеобщую амнистию политическим эмигрантам, преград на пути возвращения Ленина в Россию было немало. Особенно усердствовал английский посол Бьюкенен, которого в осведомлённых кругах именовали «некоронованным королём России». Одна французская бульварная газета пустила слух, что по приезде на родину эмигрантов ожидает тюрьма и ссылка. Временное правительство, его министр иностранных дел Милюков не стремились опровергнуть разные провокационные сообщения.

Все эти слухи, естественно, не могли остановить Владимира Ильича — в этом большевики не сомневались. И всё-таки, когда приедет Ленин, Стасова не знала.

Не знал и Сталин, с которым Яков Михайлович встретился в редакции «Правды» на набережной реки Мойки.

Свердлов листал мартовские номера газеты, и прежде всего внимание его привлекла опубликованная в двух номерах — за 21 и 22 марта — ленинская работа «Письма из далека». Вот «Письмо 1. Первый этап первой революции».

— Владимир Ильич написал несколько писем, — объяснил Сталин, — но напечатали пока только одно.

Читая «Письмо» Ленина, Яков Михайлович ощущал справедливость и точность каждого слова, сверял собственные мысли, свою оценку момента, Временного правительства. Получил он подтверждение и непримиримого отношения к оборонцам... «Правительство октябристов и кадетов... — читал он, — не может дать народу ни мира, ни хлеба, ни свободы». «...„Задачей дня“ в этот момент должно быть: рабочие, вы проявили чудеса пролетарского, народного героизма в гражданской войне против царизма, вы должны проявить чудеса пролетарской и общенародной организации, чтобы подготовить свою победу во втором этапе революции».

В ЦК, во дворце Кшесинской, Яков Михайлович увидел Николая Ильича Подвойского. Они встречались в 1904—1905 годах в Костроме и Ярославле, куда приезжал молодой Свердлов по заданию Северного бюро ЦК. Сейчас Подвойский в «военке» — Военной организации большевиков, её боевой и активный работник.

Стройный, худощавый, с небольшой бородкой клинышком, Подвойский казался более молодым, чем был на самом деле. Свердлов помнил его юношескую пылкость, и казалось, что ничего не изменилось в нём за эти без малого двенадцать лет. Разве только стал он более подтянутым и строгим. Военный да и только.

— Рад видеть тебя, Яков Михайлович, в Питере. Надолго ли в столицу? — торопливо спросил Подвойский.

— Нет, ненадолго. Нужно ехать в Екатеринбург. Моё место сейчас там, надо готовить партийную конференцию.

— Между прочим, много уральцев приехало на Всероссийское совещание Советов рабочих и солдатских депутатов. Я иду туда.

...Неужели это Быков? Перед Свердловым стоял высокий, подтянутый, широкий в плечах прапорщик. Лицо его с небольшими усиками — не по годам суровое, и совсем не просто в атлетически сложённом военном узнать парня из Мельковской слободы, увлекающегося стихами. Столько лет прошло!..

— Павел!

Быков, читавший в этот момент какое-то воззвание, увидел Свердлова и заулыбался всем лицом.

— Товарищ Андрей! Дорогой Яков Михайлович!

Они обнялись, никого этим не удивив. Здесь, в помещении ЦК большевистской партии, такие встречи были нередкими. Встречались товарищи по баррикадам, по тюрьмам и ссылкам.

Свердлов взял Быкова за руку и потянул к окну, туда, где стоял небольшой диванчик.

— Садись, рассказывай, дружище! Ты себе даже не представляешь, как я скучаю по Уралу. Как велика охота повидать товарищей, побывать на Проезжей, пройтись по Главному проспекту, взобраться на Каменные палатки или посидеть на берегу Шарташа. Да рассказывай же, рассказывай! Или нет, погоди. Знаешь что? Пока совещание не началось, давай-ка соберём уральцев.