И не только о нем... - [54]
Названы все подряд крупнейшие композиторы, составлявшие и поныне составляющие гордость русской и советской музыкальной культуры.
«Эта музыка, — говорится в постановлении, — сильно отдает духом современной модернистской буржуазной музыки Европы и Америки, отображающей маразм буржуазной культуры, полное отрицание музыкального искусства, его тупик».
Имя Шостаковича упоминается в этом постановлении трижды и только в негативном смысле…
Читаешь и не веришь глазам.
Ведь в самые трудные годы войны, в той же «Правде» 30 марта 1942 года, в статье Емельяна Ярославского Седьмая симфония названа «симфонией всепобеждающего мужества». Накануне, 29 марта 1942 года, в той же «Правде» сам Дмитрий Дмитриевич пишет:
«Нашей борьбе с фашизмом, нашей грядущей победе над врагом, моему родному городу — Ленинграду я посвящаю свою 7-ю симфонию».
Величайшая исповедь и величайшая проповедь, вершина могучего, шагающего через годы и границы творчества, подвергаются критике столь же грубой, сколь и несправедливой.
Та же участь постигает в этом постановлении и С. Прокофьева, и А. Хачатуряна, и В. Шебалина.
Перечитывая теперь все эти кажущиеся неправдоподобными, злые и безапелляционные формулировки, рассматривавшиеся тогда как истина в последней инстанции, задумываешься: откуда явилась эта столь раздраженная, злобная интонация такого рода постановлений? Их ведь было не одно и не два.
Неужели последствия все той же, с каждым днем растущей подозрительности, страсти к шельмованию неповинных людей, искренних патриотов своего Отечества, какими были всегда вышепоименованные прозаики, поэты, композиторы, режиссеры?..
И Шостакович, и Зощенко, и Ахматова, и Эйзенштейн, и многие, многие другие, вызвавшие неуемный верховный гнев?
Кому на пользу была эта ярость, направленная на своих, именно на своих людей?
Прав был Н. С. Хрущев, когда (помнится, я был на этой встрече писателей с ним летом пятьдесят шестого года) он сказал:
— Сталин бил по своим.
Да, он бил по своим, и далеко не только в искусстве, хотя и в искусстве — тоже…
И надо было только поражаться и восхищаться всепобеждающим оптимизмом народа, несмотря на все, живущим с радостным ощущением величия добытой им, народом, победы над фашизмом, повергшим в рабство всю Европу, надо было низко поклониться ему, народу, который сеял, строил, созидал, поднимал из руин города, только ему, народу, мы обязаны тем, что страна, вопреки всему, пройдя сквозь пламень войны, не сгинула, но, напротив, стала мировой, сильной державой, заставившей считаться с нею все континенты.
Это так, и с этим спорят только те, кто хочет видеть черное белым и белое черным…
ПРИ ТЕМНЫХ И ЗАГАДОЧНЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ в 1948 году погибает С. М. Михоэлс.
Он был членом Комитета по присуждению Сталинских премий и вместе с театральным критиком Владимиром Голубовым-Потаповым (я знал Голубова еще с давних пор по совместной работе в «Ленинградской правде») приехал в Минск смотреть спектакль, выдвинутый на премию.
Ночью они оба возвращались откуда-то из гостей и на неосвещенной улице их сбил грузовик, насмерть.
Театральная Москва потрясена. Михоэлса любили. Как личность. Как художника. Как патриота Отечества.
Траурный митинг был в помещении Камерного еврейского театра, там, где теперь Театр на Малой Бронной.
Во дворе правления Союза писателей на улице Воровского я встретил Александра Фадеева. Лицо его было печально. Он сказал, что идет на гражданскую панихиду, и пригласил меня с собой. Мы пошли туда пешком известным ему кратким путем.
Фадеев был подавлен.
Толпа у театра запрудила улицу. Конная милиция с трудом устанавливала порядок. Наконец нас впустили в зал, и я сразу же увидел рядом с открытым гробом, среди близких и родственников, недвижно стоящего Бориса Ильича Збарского. Он, чуть наклонившись, всматривался в своего друга.
Потом — сам Борис Ильич об этом не сказал ни слова — я узнал, что лицо Михоэлса было так разбито, что Збарскому стоило немало усилий сделать все возможное для открытия гражданской панихиды. Он с помощниками сутки не приходил домой.
Фадееву было тут же предоставлено слово.
— Ушел от нас прекраснейший художник, осиянный славой, величайшей славой, выпадавшей на долю немногих избранных, на долю тех мастеров, о вдохновенном творчестве которых будут написаны книги, чьи имена будут долго, века, быть может, живы для всех, кому дорого искусство.
Фадеев говорил, что Михоэлс был человеком исключительной цельности, сочетавшим огромное жизнелюбие с необычайной душевной чистотой, потому-то и был он непререкаемым авторитетом для всех работников искусств…
«В последний дальний путь Михоэлса провожали искренние его почитатели, — писал тогда, в 1948 году, Леонид Леонов, — люди всех национальностей, всех возрастов, профессий, различных творческих убеждений. Они пришли отдать его праху последний долг благодарности и скорби. Художественная Москва хоронила не только блистательного артиста и режиссера — художественная Москва хоронила народного артиста Советской страны, художественная Москва хоронила Человека, Брата и выдающегося современника…»
Как-то спустя несколько дней я спросил Бориса Ильича, что он все-таки думает о катастрофе в Минске.
В книгу документально-художественной прозы известного советского драматурга Александра Штейна вошли рассказы о революции, о Великой Отечественной войне, о рядовых военных моряках и легендарных адмиралах, литературные портреты Вс. Вишневского, А. Лавренева, Ю. Германа, Н. Чуковского и других советских писателей, с которыми автор встречался на своем жизненном пути. В этой книге читатель встретит, как писал однажды А. Штейн, «сюжеты, подсказанные жизнью, и жизнь, подсказывающую сюжеты, сюжеты состоявшиеся и несостоявшиеся, и размышления о судьбах сценических героев моих пьес и пьес моих товарищей, и путешествия, и размышления о судьбах моего поколения…». О жанре своей книги сам автор сказал: «Написал не мемуары, не дневники, не новеллы, но и то, и другое, и третье…».
Впервые в отечественной историографии предпринята попытка исследовать становление и деятельность в Северной Корее деспотической власти Ким Ир Сена — Ким Чен Ира, дать правдивую картину жизни северокорейского общества в «эпохудвух Кимов». Рассматривается внутренняя и внешняя политика «великого вождя» Ким Ир Сена и его сына «великого полководца» Ким Чен Ира, анализируются политическая система и политические институты современной КНДР. Основу исследования составили собранные авторами уникальные материалы о Ким Чен Ире, его отце Ким Ир Сене и их деятельности.Книга предназначена для тех, кто интересуется международными проблемами.
Издательство «Азбука-классика» представляет книгу об одном из крупнейших писателей XX века – Хулио Кортасаре, авторе знаменитых романов «Игра в классики», «Модель для сборки. 62». Это первое издание, в котором, кроме рассказа о жизни писателя, дается литературоведческий анализ его произведений, приводится огромное количество документальных материалов. Мигель Эрраес, известный испанский прозаик, знаток испано-язычной литературы, создал увлекательное повествование о жизни и творчестве Кортасара.
Наконец-то перед нами достоверная биография Кастанеды! Брак Карлоса с Маргарет официально длился 13 лет (I960-1973). Она больше, чем кто бы то ни было, знает о его молодых годах в Перу и США, о его работе над первыми книгами и щедро делится воспоминаниями, наблюдениями и фотографиями из личного альбома, драгоценными для каждого, кто серьезно интересуется магическим миром Кастанеды. Как ни трудно поверить, это не "бульварная" книга, написанная в погоне за быстрым долларом. 77-летняя Маргарет Кастанеда - очень интеллигентная и тактичная женщина.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.