И не только о нем... - [51]

Шрифт
Интервал

«Низко прошу поклониться М. М. Зощенко и сказать ему, что мы тут с восторгом читали его «Рогульку».

После постановления издательства не мешкали: вылетели из плана повести Юрия Павловича «Студеное море» и «Жена», сценарий «Пирогов», написанный для режиссера Григория Козинцева, на корню был разгромлен, и если бы режиссер мужественно не боролся за сценарий, он бы так и «полег» на полку киностудии «Ленфильм». Но Козинцев воевал за него, и в конце концов фильм вышел, более того, Юрий Герман был отмечен Сталинской премией.

Но тогда, в 1946-м, Юрий Павлович не видел этого сияющего будущего.

Что касается меня, то и я не избежал возмездия за одно лишь негативное упоминание моей фамилии в документе.

И в «Литературной газете» была помещена статья, уж и не помню чья, учинившая разгром моему скромному творчеству в театре, кино и прозе вкупе…

Между тем новые постановления следовали друг за другом с ошеломляющей, угнетающей быстротой.

26 сентября того же 1946 года в новом постановлении сказано:

«…Имеются пьесы слабые, безыдейные, в числе их «Новогодняя ночь» А. Гладкова, «Лодочница» Погодина». Пьесы тотчас же после этих упоминаний были выброшены из текущего репертуара.

4 сентября 1946 года…

Еще одно постановление.

«…кинофильм «Большая жизнь» (вторая серия), режиссер Л. Луков, автор сценария П. Нилин) порочен в идейно-политическом и весьма слаб в художественном отношении…» «Фильм «Большая жизнь» проповедует отсталость, бескультурье, невежество». «Для связи отдельных эпизодов фильма служат многократные выпивки, пошлые романсы, любовные похождения, ночные разглагольствования в постели. Введенные в фильм песни (композитор Н. Богословский, авторы текстов песен А. Фатьянов, В. Агатов) проникнуты кабацкой меланхолией и чужды советским людям».

Это все о первой серии фильма «Большая жизнь»…

А вот там же, в том же постановлении:

«Режиссер С. Эйзенштейн во второй серии фильма «Иван Грозный» обнаружил невежество в изображении исторических фактов, представив прогрессивное войско опричников Ивана Грозного в виде шайки дегенератов, наподобие американского Ку-Клукс-Клана, а Ивана Грозного, человека с сильной волей и характером, слабохарактерным и безвольным, чем-то вроде Гамлета».

«Ввиду изложенного выпуск на экран второй серии фильма «Большая жизнь» запретить».


НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ АНИЧКОВ, академик, будущий Герой Социалистического Труда, крупный патолог, генерал-лейтенант медицинской службы, был избран после ухода из жизни Николая Ниловича Бурденко новым президентом Академии медицинских наук. Это событие отмечалось в домашней обстановке на квартире Бориса Ильича. Зная, что я думаю над будущей пьесой об ученых, Збарский пригласил и меня на этот вечер. Собралось человек тридцать — сорок. Избранный вновь президент придерживался сухого закона и вовсе не пил никакого спиртного, перед ним поставили стакан крепкого чая, он чокался им, и академик Сперанский сказал шутливо:

— Добра не будет, снова будут новые выборы.

Все смеялись.

Разговор пошел о развернутой в стране во всю ширь кампании по борьбе с низкопоклонством. С самого начала кампания приняла уродливые формы, но об этом говорилось бегло, боязливо, вскользь. Среди первых жертв кампании был профессор, крупный и талантливый физиолог Василий Васильевич Парин, ездивший в Соединенные Штаты с научным докладом, где он, в частности, говорил об опытах ученых Клюевой и Роскина, работавших над созданием противоракового препарата. Тут же на стол Сталину, для подтверждения его теории о необходимости жесточайшей кампании против низкопоклонства, были положены фальсифицированные материалы о том, что якобы он, Парин, предает интересы советской науки. Сталин пришел в ярость, Парин был арестован.

Впоследствии ученого освободили за отсутствием состава преступления. Я с ним никогда не был знаком, никогда его не видел, но был рад необыкновенно тому, что он стал впоследствии, как свидетельствует справка энциклопедии, академиком Академии наук СССР, автором классических научных трудов, участником организации и проведения медико-биологических экспериментов на искусственных спутниках и космических кораблях. Он умер в 1971 году, и на доме, где он жил, установлена мемориальная доска.

Что касается Клюевой и Роскина, то они были обвинены в создании вредной шумихи вокруг их открытия, в ненужной сенсационности в ряде публикаций в газетах и журналах, а главное, в опасности передачи технологии открытия за пределы страны.

Все эти события способствовали не особенно хорошему настроению и душевному подъему собравшихся в Доме на набережной ученых. Все уже понемножку начали расходиться, когда дежурившая в квартире «охрана объекта» в лице подполковника позвала к телефону Бориса Ильича. Звонил Всеволод Вишневский, разыскивавший меня, — к нему приехали ленинградские блокадные друзья, Ольга Берггольц, ее муж, литературовед и профессор Ленинградского университета Георгий Макогоненко, был с ними и мой друг по блокаде Александр Крон.


Борис Ильич взял трубку и пригласил всех собравшихся у Вишневского к себе. От квартиры Вишневских до Дома на набережной рукой подать, и вскоре Всеволод Витальевич был со всеми своими гостями и женою у Збарских.


Еще от автора Александр Петрович Штейн
Повесть о том, как возникают сюжеты

В книгу документально-художественной прозы известного советского драматурга Александра Штейна вошли рассказы о революции, о Великой Отечественной войне, о рядовых военных моряках и легендарных адмиралах, литературные портреты Вс. Вишневского, А. Лавренева, Ю. Германа, Н. Чуковского и других советских писателей, с которыми автор встречался на своем жизненном пути. В этой книге читатель встретит, как писал однажды А. Штейн, «сюжеты, подсказанные жизнью, и жизнь, подсказывающую сюжеты, сюжеты состоявшиеся и несостоявшиеся, и размышления о судьбах сценических героев моих пьес и пьес моих товарищей, и путешествия, и размышления о судьбах моего поколения…». О жанре своей книги сам автор сказал: «Написал не мемуары, не дневники, не новеллы, но и то, и другое, и третье…».


Рекомендуем почитать
Хроника воздушной войны: Стратегия и тактика, 1939–1945

Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.


Северная Корея. Эпоха Ким Чен Ира на закате

Впервые в отечественной историографии предпринята попытка исследовать становление и деятельность в Северной Корее деспотической власти Ким Ир Сена — Ким Чен Ира, дать правдивую картину жизни северокорейского общества в «эпохудвух Кимов». Рассматривается внутренняя и внешняя политика «великого вождя» Ким Ир Сена и его сына «великого полководца» Ким Чен Ира, анализируются политическая система и политические институты современной КНДР. Основу исследования составили собранные авторами уникальные материалы о Ким Чен Ире, его отце Ким Ир Сене и их деятельности.Книга предназначена для тех, кто интересуется международными проблемами.


Кастанеда, Магическое путешествие с Карлосом

Наконец-то перед нами достоверная биография Кастанеды! Брак Карлоса с Маргарет официально длился 13 лет (I960-1973). Она больше, чем кто бы то ни было, знает о его молодых годах в Перу и США, о его работе над первыми книгами и щедро делится воспоминаниями, наблюдениями и фотографиями из личного альбома, драгоценными для каждого, кто серьезно интересуется магическим миром Кастанеды. Как ни трудно поверить, это не "бульварная" книга, написанная в погоне за быстрым долларом. 77-летняя Маргарет Кастанеда - очень интеллигентная и тактичная женщина.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.