И не только о нем... - [50]
«…Предоставление «Звезды» таким пошлякам и подонкам литературы, как Зощенко…»
«…написал такую омерзительную вещь, как «Перед восходом солнца».
«…Ахматова является типичной представительницей чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии. Ее стихотворения, пропитанные духом пессимизма и упадочничества, выражающей вкусы старой салонной поэзии, застывшей на позициях буржуазно-аристократического эстетства и декадентства — «искусства для искусства», не желающей идти в ногу со своим народом, наносят вред делу воспитания нашей молодежи и не могут быть терпимы в советской литературе».
«…Журнал стал заполняться малохудожественными пьесами и рассказами («Дорога времени» Ягдфельда, «Лебединое озеро» Штейна)».
«…«Ленинградская правда» допустила ошибку, поместив подозрительную хвалебную рецензию Юрия Германа о творчестве Зощенко в номере от 6 июля с. г.».
Борис Ильич посмотрел на меня.
— Александр Петрович! Что это такое? Что это такое?
Мне было нечего сказать.
Сижу, пишу эти строки у себя в кабинете. Тот же август месяц. На полке стоит двухтомник Ахматовой, великой поэтессы, изданный в 1986 году, на другой полке — только что вышедший (в 1987 году) трехтомник М. Зощенко. И вновь с горькой улыбкой вспоминаю слова К. И. Чуковского: «Писатель в России должен жить долго…»
ГОРЬКИЙ ПОЗНАКОМИЛСЯ С ЗОЩЕНКО в 1921 году.
Из их переписки, длившейся с 1927 по 1936-й, да и по свидетельству многих писателей той поры, в частности К. Федина, не составит труда обнаружить, с каким пристальным и, я бы сказал, любовным вниманием относился Алексей Максимович к Михаилу Михайловичу, какой высокой меркой оценивал его талант…
«…Рад узнать, что вы написали большую вещь. С нетерпением буду ждать вашу книгу. Недавно — недель шесть тому назад — получил четыре томика ваших рассказов — исподволь прочитал их и часто читаю вслух, — вечерами, после обеда — своей семье и гостям. Отличный язык выработали вы, М. М., и замечательно легко владеете им. И юмор у вас очень «свой». Я высоко ценю вашу работу, поверьте: это не комплимент. Ценю и уверен, что вы напишете весьма крупные вещи. Данные сатирика у вас — налицо, чувство иронии очень острое и лирика сопровождает его крайне оригинально. Такого соотношения иронии и лирики я не знаю в литературе ни у кого, лишь изредка удавалось это Питеру Альтенбергу, австрийцу, о котором Р.-М. Рильке сказал: «Он иронизирует, как влюбленный в некрасивую женщину». Почему бы вам не съездить за границу, напр., сюда в Италию? Пожили бы, отдохнули».
Это — из Сорренто, 16 сентября 1930 года.
А вот из письма оттуда же, из Сорренто, помеченного уже 13 октября 1930 года:
«…А юмор ваш я ценю высоко, своеобразие его для меня — да и для множества грамотных людей — бесспорно, так же, как бесспорна и его «социальная педагогика». И глубоко уверен, что, возрастая, все развиваясь, это качество вашего таланта даст вам силу создать какую-то весьма крупную и оригинальнейшую книгу…»
Из Сорренто — 8 ноября 1930 года:
«…Я был рад получить весточку от вас, потому что вы «интересный» человек, талантливый писатель и мне приятно, что я вас знаю, что вы есть».
Год тридцать шестой. Письмо из Тессели.
«…Дорогой Михаил Михайлович —
вчера прочитал я «Голубую книгу». Комплименты мои едва ли интересны для Вас и нужны Вам, но все же кратко скажу: в этой работе своеобразный талант Ваш обнаружен еще более уверенно и светло, чем в прежних».
Цитирую все эти письма далеко не полностью, думаю, думаю, думаю…
Будь жив Горький, как бы он отнесся к тому, что Зощенко — сказано в официальном документе — «пошляк и подонок литературы»?
В лучшем случае — был бы повергнут в величайшее уныние.
А в худшем?
А как себя чувствовал сам Михаил Михайлович? Он вел себя достойно, благородно, только огорчился, что один из его довольно близких знакомых, писатель, завидев Зощенко издали, торопливо перебежал на другую сторону.
Фадеев, рискуя навлечь на себя верховный гнев, передавал в Ленинград деньги Зощенко, помогал Михаилу Михайловичу в эти времена и один из Серапионовых братьев — Каверин.
А как себя чувствовала Ахматова, названная тогда же в докладе А. Жданова «блудницей»?
Я был лишь обруган (походя) за рассказ «Лебединое озеро», навеянный моей дружбой с летчиком Ленинградского фронта Васей Очневым, новелла о нем была впоследствии опубликована в моей документальной повести. А Юрию Павловичу дорого стоило упоминание его хвалебной рецензии о Зощенко, особенно то, что она была названа словом «подозрительная».
На следующий день после опубликования постановления мы с Людмилой Яковлевной приехали в Ленинград, где у меня были дела в киностудии «Ленфильм». Пришли к Германам — нам открыла дверь Татьяна Александровна, жена Юрия Павловича.
— «Подозрительная» рецензия, Шура, что это означает? Нас, наверное, арестуют?
Нас никто не арестовал, как и всех действующих лиц этого кошмарного спектакля, главных и третьестепенных.
Однако автоматизм действовал в те времена безотказно и притом одинаково быстро, энергично — и при восхвалении одним человеком, и при (с его стороны) поношении…
Тем более что Юрий Герман в течение многих лет, и довоенных, и послевоенных, был влюблен в Зощенко, именовал его Маршалом советской литературы. Писал мне в письме из Полярного с действующего Северного Флота:
В книгу документально-художественной прозы известного советского драматурга Александра Штейна вошли рассказы о революции, о Великой Отечественной войне, о рядовых военных моряках и легендарных адмиралах, литературные портреты Вс. Вишневского, А. Лавренева, Ю. Германа, Н. Чуковского и других советских писателей, с которыми автор встречался на своем жизненном пути. В этой книге читатель встретит, как писал однажды А. Штейн, «сюжеты, подсказанные жизнью, и жизнь, подсказывающую сюжеты, сюжеты состоявшиеся и несостоявшиеся, и размышления о судьбах сценических героев моих пьес и пьес моих товарищей, и путешествия, и размышления о судьбах моего поколения…». О жанре своей книги сам автор сказал: «Написал не мемуары, не дневники, не новеллы, но и то, и другое, и третье…».
Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.
Впервые в отечественной историографии предпринята попытка исследовать становление и деятельность в Северной Корее деспотической власти Ким Ир Сена — Ким Чен Ира, дать правдивую картину жизни северокорейского общества в «эпохудвух Кимов». Рассматривается внутренняя и внешняя политика «великого вождя» Ким Ир Сена и его сына «великого полководца» Ким Чен Ира, анализируются политическая система и политические институты современной КНДР. Основу исследования составили собранные авторами уникальные материалы о Ким Чен Ире, его отце Ким Ир Сене и их деятельности.Книга предназначена для тех, кто интересуется международными проблемами.
Наконец-то перед нами достоверная биография Кастанеды! Брак Карлоса с Маргарет официально длился 13 лет (I960-1973). Она больше, чем кто бы то ни было, знает о его молодых годах в Перу и США, о его работе над первыми книгами и щедро делится воспоминаниями, наблюдениями и фотографиями из личного альбома, драгоценными для каждого, кто серьезно интересуется магическим миром Кастанеды. Как ни трудно поверить, это не "бульварная" книга, написанная в погоне за быстрым долларом. 77-летняя Маргарет Кастанеда - очень интеллигентная и тактичная женщина.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.