И не пытайтесь! Древняя мудрость, современная наука и искусство спонтанности - [62]
Хорошим примером такой сигнальной системы является модификация тела. Во многих обществах обычным способом обозначить принадлежность к группе и верность ее ценностям выступает намеренное изменение анатомии – безвозвратное и, желательно, болезненное. Обрезание крайней плоти, татуирование лица, сильное удлинение мочек ушей: такие “заявления” трудно отозвать. Примерно это я пытался внушить сыну своего коллеги, когда он взялся покрывать кожу довольно вызывающими татуировками на антикапиталистическую тему. “Тебе всего девятнадцать, – напомнил я. – А что если к тридцати пяти ты решишь, что больше не хочешь носить на предплечье татуировку с толстым капиталистом, высасывающим кровь из земного шара?” Ответ был очень показательным: “Я не хочу стать человеком, который не захотел бы такую татуировку”. Это суть затратной сигнальной системы. Она говорит о сильной и искренней преданности определенной системе ценностей именно потому, что это навсегда>{183}.
Другим довольно очевидным и тяжело поддающимся подделке знаком принадлежности к группе является акцент. Примерно в двенадцатилетнем возрасте>{184} люди теряют способность к идеальному освоению языков, и иностранный язык, выученный во взрослом возрасте, будет звучать с акцентом. Это, возможно, побочный продукт сокращения избыточных синапсов, потому что при нормальном развитии человек к двенадцати годам осваивает все необходимые в конкретном обществе языки, так что что такие ценные нейроны, участвующие в усвоении языков, могут быть вовлечены во что-нибудь еще. Однако культурная эволюция сосредоточилась на этой физиологической функции как на значимом сигнале. Если ты вырос не с нами>{185}, то ты не говоришь, как мы, и мы с меньшей вероятностью будем с тобой сотрудничать. Как известно из библейской Книги Судей (12:4–6), галаадитяне, пожелав перебить побежденных ими ефремлян, стали требовать, чтобы всякий, переправляющийся через реку, произносил слово “шибболет”. Очевидно, в диалекте ефремлян не было заднеязычного ш, они могли произнести только сибболет – и в тот же момент погибали. Слово шибболет теперь обозначает условный знак принадлежности к группе, но это не имеет отношения к оригинальному значению: библейский шибболет работал только потому, что этот признак не был условным. Все группы используют шибболеты>{186} в ситуациях, когда выделение своих становится важным.
Маркеры групповой принадлежности, например татуировки и акцент, стабилизируют социальные общности, выделяя “своих”, затрудняя переход на другую сторону в случае неприятностей и служа надежным сигналом того, что незнакомцу можно доверять. Само по себе это почти не имеет отношения к решению некоторых проблем человеческого взаимодействия, присущих модели приверженности ценностям. Вот почему успешные религии, например, требуют от своих адептов проводить огромное количество времени, приобретая тайные знания (изучая мертвые языки, священные тексты), или участвовать в деятельности, которая может показаться бессмысленной (слушать проповедь в церкви каждое воскресенье вместо того, чтобы работать в поле или торговать). Готовность человека тратить время>{187} и силы – отчетливый сигнал преданности группе.
Однако даже внутри таких групп мы сталкиваемся с проблемой отделения искренних приверженцев от “попутчиков”. Нужно иметь возможность отделять искреннюю преданность от информированного эгоизма. Вполне возможно, например, что я принимаю причастие и хожу в церковь по воскресеньям, потому что знаю, что быть членом христианского клуба – значит иметь выгоду: пользоваться социальной поддержкой, преференциями при получении кредита и контрактов, лучшими школами для моих детей. В этом случае изучение Библии и регулярное участие в службах могут того стоить. Таким образом, хотя некоторые теоретики религии используют терминологию “сигнальной системы”, чтобы описать поведение, обозначающее принадлежность к группе, аналогия между посещением церкви и павлиньим хвостом неточна. Павлин с огромным хвостом физически здоров – и точка. А сигнал “проведение религиозных ритуалов” может быть подделан в том смысле, что он (“Я действительно думаю о Боге и разделяю ценности сообщества”) может не совпадать с реальной мотивацией (“Я здесь лишь для того, чтобы бесплатно получить кексы и кофе”).
Здесь становятся важны менее уловимые физиологические знаки. Сознательная психика, этот хитрый манипулятор, может лгать, но одной из основных черт актуального сознания является то, что оно большей частью не находится под сознательным контролем. Тело обычно говорит правду>{188}. Все мы ощущали себя преданными собственным телом, которое не желало поддерживать идеальную ложь, приготовленную нашим разумом. Когда я лгу или просто думаю о том, чтобы солгать, я начинаю странно улыбаться. Я прекрасно знаю, как это выглядит: как только я начинаю лгать, я чувствую, как мышцы щек против воли начинают сокращаться, а если я пытаюсь сдерживаться, то становится только хуже. Я не видел этого со стороны, пока не заметил ту же черту у своей дочери. Когда я подозреваю ее во лжи, то заставляю все повторить, глядя мне в глаза. Если она говорит правду, ее лицо спокойно, но если она лжет, возникает неловкая улыбка. Эта глупая “лживая улыбка”, очевидно, является одной из тяжелых генетических пороков, которые дочь получила от меня. Скорее всего, с возрастом она научится лгать, но сейчас, когда ей пять, у меня есть почти стопроцентно точный детектор лжи
