И не пытайтесь! Древняя мудрость, современная наука и искусство спонтанности - [59]

Этот парадокс присутствует даже в указанных записях первой великой цивилизации Китая. На одной из гадальных костей речь идет о болезни, поразившей супругу правителя, и просьбе правителя к духам перенести эту кару на него. Он выражает желание заболеть самому, если духи отведут гнев от его возлюбленной. Нивисон объясняет, что “предложенное самопожертвование^{171} в идеале должно привести к следующему: больная должна была выздороветь, сам царь не должен заболеть, а из-за его готовности пожертвовать собой его дэ увеличилось бы”. Дэ, которое Нивисон переводит как “добродетель”, – в шанских текстах понятие более узкое, чем в текстах периода Борющихся царств. Оно относится к психической энергии, которая заставляет других (и земных существ, и сверхъестественных) чувствовать долг перед ее обладателем, например шанским правителем, и, соответственно, желать подчиняться и помогать ему. Неплохой результат. Но это сработает, лишь если обладатель дэ не думает о результате. Царь Шан должен искренне желать пострадать, чтобы избежать страдания. Он может получить дэ, лишь если не желает его получить.

Гадальные кости относятся, похоже, к наследию первого в Восточной Азии крупного, сложно устроенного общества. Противоречие, которое, как определил Нивисон, таится в этих надписях, важно. Оно выступает симптомом радикальных перемен, породивших шанскую культуру и независимо произошедших примерно в то же время (около пяти тысяч лет назад) в разных регионах мира.

На протяжении большей части истории^{172} нашего вида люди взаимодействовали в основном с родственниками и близкими знакомыми (в рамках доземледельческой общины). Эволюционные биологи предложили модели, хорошо объясняющие взаимодействие в таких условиях. Мы помогаем своим родным, потому что они несут те же гены, а также сотрудничаем с людьми, которых близко знаем. То есть: я почешу спину тебе, ты почешешь мне, а если нет – я это запомню и больше не буду чесать тебе спину. Такого рода взаимодействие очень похоже на то, которое мы видим у других социальных животных. Кроме того, людям свойственна врожденная психологическая адаптация^{173} для жизни в малых группах, например способность распознавать и запоминать определенное число лиц, умение видеть обман, а также эмоции – позитивные (эмпатия) и негативные (праведное негодование из-за несправедливого отношения к себе). Все это чувственные познавательные процессы. Для нас совершенно естественно любить семью и друзей и злиться, когда кто-нибудь лезет вперед без очереди.

Наверное, наибольшей загадкой в эволюционной биологии является то, как конкретный вид приматов – люди – совершил переход от доземледельческой общины к обитанию в городах. Выработанные за миллионы лет спонтанные психологические механизмы, которые мы делим с другими приматами, приспособлены в первую очередь для взаимодействия с родственниками и знакомыми. Но как наши предки, располагая лишь этим арсеналом, смогли приспособиться к пестрой городской жизни, требующей взаимодействия с огромным числом незнакомцев и принятия новых общественных условий вроде безличного государства? Ведь обезьяны не платят налогов и не перерабатывают ресурсы. Как мы смогли перейти от охоты и собирательства к небоскребам и жюри присяжных? Само по себе чувственное мышление, скорее всего, не могло нам в этом помочь, поскольку прошедшего времени было недостаточно для того, чтобы эволюция породила сложные психологические механизмы. Помните: чувственное мышление – быстрое и эффективное, но очень негибкое.

Существует две основные теории, объясняющие, как в целом безволосые обезьяны смогли перейти от общинного уклада к государству. Почти общепринятым на Западе является следующее объяснение: переход свершился благодаря институтам. Наше чувственное мышление вообще не изменилось с тех пор, как мы бегали по африканской саванне, и в глубине души мы все еще стайные приматы. Перемена же образа жизни произошла за счет возникновения внешних институтов (законов, наказаний, денег, бюрократии), позволивших психике перенаправить и подавить древние инстинкты. Жить в сложном обществе – все равно, что выполнять тест Струпа: центры когнитивного контроля вынуждены постоянно подавлять чувственное сознание, чтобы удерживать нас от естественного поведения, которое в цивилизованном мире приведет к общественному порицанию или аресту. Цивилизация олицетворяет собой триумф рассудочного мышления над чувственным. Фрейд и Мо-цзы с этим согласились бы.

В последние десятилетия все больше западных философов и социологов ставят эту теорию под сомнение по причинам, которые, надеюсь, теперь ясны. Наше рассудочное мышление не имеет ни силы, ни выносливости, достаточных, чтобы круглосуточно держать в узде чувственное. Людей выматывают всего пятнадцать минут тестов Струпа или других испытаний когнитивного контроля. А представьте, что будет после целого дня испытаний!

Гораздо вероятнее, что переход к цивилизации (от лат. civitas – “город-государство”) подготовило не сознательное подавление животных эмоций, а эмоциональное обучение: перенаправление и “облагораживание” инстинктов посредством рассудочного мышления. Мы становимся агрессивными, если кто-либо причиняет травму нам или нашему родственнику. Культура или религия может научить нас реагировать таким же образом, если что-нибудь угрожает