И на вражьей земле... - [86]

В атаке их должны были поддерживать две интербригады. Только бригады эти после изнурительных боев насчитывали едва ли половину состава. Притом, что одна из них была анархистской и предательски осталась в окопах, когда они прорвали оборону мятежников и ворвались в этот городок. В бой с ними пошли канадский, английский и американский батальоны. Эти дрались честно. И полегли почти все…

Оставшись без пехоты, «бэтэшки» вспыхивали одна за другой… Они потеряли девятнадцать машин из сорока пяти, не считая вышедших из строя, но вытянутых на буксире товарищами. Погибло семнадцать советских добровольцев.

Его танк, раздавив пулеметное гнездо, завалился и застрял во вражеском окопе. Всего в сотне метров от своих. Да так там и остался.

Они задраились изнутри, а марокканцы всю ночь пытались вскрыть люки ломами. То уговаривали сдаться, то угрожали пытками и мучительной смертью. А потом облили бензином и подожгли! Это было страшнее всего. Себе-то врать незачем! Приходили мысли, что пора стреляться! Приходили… Но они все-таки продержались до утра.

А поутру по ним начала долбить своя же республиканская артиллерия. Все правильно, конечно! Не отдавать же мятежникам исправную машину! Но умирать от своих же снарядов! Это было уже выше всяких сил! И они решили прорываться!

Сначала выскочил Володька Кручинин, механик-водитель. А потом они с Хосе… И побежали во весь рост, пока не засвистели пули… Ничего, доползли.

Хинган заметно приблизился. На сухие обветренные губы Сергея упало несколько капель. Он поднял голову. Словно в ответ на их молитвы начался дождь.

Но стало только хуже. От раскаленной брони поднимался пар. А внутри вообще было не продохнуть! Тогда Сергей приказал заряжающим вылезти на броню. А механикам-водителям стиснуть зубы…

Когда они подошли к горам вплотную, командир бригады полковник Павелкин наконец объявил долгожданный привал. И люди хоть немного отдохнули… Но привал объявлялся не только для этого. А еще и для того, чтобы надеть на танки гусеницы.

Потому что утром они полезли в горы… Проклиная на чем свет стоит тихо моросящий дождь.

Странное существо человек! Сначала выпрашивает, умоляет о чем-то. А потом клянет дающего за то, что это получает! Но какая уж тут благодарность! Гусеницы танков соскальзывали с мокрых скал. В жидкой грязи застревали бронеавтомобили и автомашины. Все чаще встречались крутые повороты, подъемы и спуски с уклоном до тридцати градусов, предельным для техники. Люди быстро вымотались, вытаскивая на руках орудия и машины. Несколько полуторок сорвалось в пропасть, едва не утащив за собой удерживавших их веревками красноармейцев.

Долго ли, коротко ли, бригада вышла к перевалу Корохан. Но, увидев его крутизну, в затылках стали чесать даже опытные механики-водители…

Лапутин попробовал взять перевал с разгона. Это удалось ему только с третьей попытки. Притом, что у него был лучший механик-водитель в батальоне! Тогда, посовещавшись с ротными, они решили штурмовать склон тремя танками в связке, сцепив их тросами. Первый, поднявшись, тащит второго, который потом удерживает его на спуске и заволакивает на перевал третьего. И так далее.

Путь к следующему перевалу, Даган-Цабо, проходил по узкому ущелью. И здесь танкистов крепко выручили саперы, которые, двигаясь в голове колонны, подрывали скалы и выстилали щебнем дорогу. Последние километры одолели уже в темноте. И встали на отдых…

Спуск с хребта начали на рассвете следующего дня. Из-за непрекращающихся дождей он был не менее сложным, чем подъем. Большой Хинган является тем самым препятствием на пути облачных фронтов, которое делает пустыню Гоби таким неприветливым, сухим и жарким местом. Зато восточная его сторона, особенно в августе, просто залита водой. Может, именно поэтому самураи не ждали наступления советских войск, зная, что Маньчжурия в это время года совершенно непроходима.

Машины все чаще выходили из строя. Но служба технического замыкания делала все возможное и невозможное. И отставшие быстро догоняли ушедшую вперед колонну.

Силу идти вперед танкистам и мотострелкам придавало сознание того, что всего за трое суток, преодолев степи и горы, они опередили Квантунскую армию, не позволив ей закрепиться на этом важнейшем естественном оборонительном рубеже.

Под Лубэем танки разведотряда столкнулись с отчаянным сопротивлением самурайского гарнизона. Первого на их пути. И разделались с ним еще до подхода основных сил бригады.

Когда Лапутин проезжал по окраине города, он увидел несколько десятков трупов японских солдат и офицеров. Повсюду валялись длинные бамбуковые шесты с минами.

«Смертники!» – подумал комбат и от души выматерился в их адрес.

Со смертниками он еще не встречался, прибыв с пополнением на Халхин-Гол, когда бои уже заканчивались. И повоевать не успел. Но зато он много о них слышал…

В это время комбриг поинтересовался по радио, как в батальоне дела с «молоком», то бишь с топливом.

– Километров на тридцать – сорок осталось! – ответил Лапутин.

– Понятно… – Павелкин помолчал, а потом приказал: – За городом встаешь и ждешь!

– Есть, товарищ комбриг! – комбат по-солдатски обрадовался, решив, что их ждет скорая заправка и обед.