И. Мышкин – один из блестящей плеяды революционеров 70-х годов - [8]

«Точно какой-то могучий клик... пронесся по стране, призывая всех, в ком была живая душа, на великое дело спасения родины и человечества. И все, в ком была живая душа, отзывались и шли...»²², – писал, вспоминая это время, С. Степняк-Кравчинский – видный участник народнического движения.

Вернувшись в Москву, Мышкин оказался в самой гуще общественной борьбы. Он настойчиво искал связей с передовой разночинной молодежью и скоро их ему удалось установить. В этом ему помогло знакомство с группой девушек, которые приехали в Москву из Архангельска учиться.

Е. Супинская, Л. Заруднева, сестры Елена и Юлия Прушакевич и другие, с большим трудом преодолев сопротивление своих родных, приехали в августе 1873 г. в Москву и поселились все вместе в одном из номеров Кокоревской гостиницы. Девушки жили очень скромно, а порой и просто бедствовали, затрачивая на свое питание по 5 коп. в день. Но их самостоятельность, желание жить своим трудом привлекали к ним внимание и сочувствие разночинной молодежи. К ним часто приходили студенты из Петровской академии и из университета – из обоих революционных центров тогдашней Москвы. Здесь обсуждались новости, читались и комментировались произведения Чернышевского, Добролюбова, Писарева. Бывали у них и приезжие, принадлежавшие к провинциальным революционным кружкам, – Дебагорий-Мокриевич, Войнаральский. Молодежь считала своим долгом посвятить свои силы «улучшению быта рабочего сословия» (под которым тогда понималось и крестьянство) и ознакомлению народа «с истинами, добытыми наукой и способами их проведения в жизнь».

На собраниях обсуждался и вопрос о том, как лучше организовать работу «в народе». Наилучшими средствами для этого сначала признавались работа в земстве и устройство земледельческих коммун. Затем большинство начало склоняться к тому, что наибольший эффект даст деятельность в должности сельского учителя или фельдшера и, наконец, «жизнь в народе в качестве простого рабочего».

Уже в первых спорах, в которых Мышкину пришлось участвовать, проявилась революционность его настроения, искреннее желание служить родному народу. Еще осенью 1873 г. в Москву приезжал Дебагорий-Мокриевич, мечтавший тогда об устройстве сельскохозяйственной коммуны, в которой все члены жили бы своим личным трудом и в которой не было бы эксплуатации. В связи с невозможностью осуществить эту идею в России из-за полицейских преследований, Мокриевич призывал молодежь переселиться в Америку и попытаться там осуществить этот проект. Первоначально его агитация имела среди московской молодежи успех, и он приобрел много сторонников. Однако на собрании молодежи в Кокоревской гостинице Мышкин резко выступил против утопического проекта Дебагория-Мокриевича. Он категорически отрицал целесообразность выезда из России, считая, что деятельность передовых русских людей должна развертываться именно на территории своей Родины. При этом следует отметить, что, в то время как некоторые участники спора мотивировали свое нежелание покидать Россию возможностью принять участие в «плодотворной работе на поприще земств», Мышкин думал о другом. Это со всей очевидностью показали уже следующие собрания молодежи.

На одной из сходок зашла речь о желательности поднятия «уровня просвещения народных масс». Все участники разговора сходились на том, что этот уровень сам собой подняться не может. Но по вопросу, кто же практически может больше содействовать просвещению народа, мнения разошлись. Некоторые участники собрания, настроенные более либерально, возлагали все свои надежды на деятельность царского правительства и утверждали, что «лица с официальным положением пользуются большим авторитетом в народе». Мышкин резко обрушился на такие взгляды. «Просветительскую деятельность» царских чиновников он расценивал крайне низко. Мышкин говорил, что народ может заимствовать что-либо полезное только от лиц, сочувствующих ему и по социальному положению ему близких. Здесь же он высказался за необходимость проведения в народе пропаганды.

В этом споре мнения участников определились уже с достаточной четкостью. Одни надеялись на царских чиновников – «лиц с официальным положением». Другие же, в том числе и Мышкин, пришли к убеждению, что место «развитых людей» в народе. При этом заслуживают внимания высказывания об использовании профессий мелких торговцев и промышленников. Впоследствии попытки сблизиться с крестьянами, используя именно эти профессии, получили среди революционеров-народников довольно широкое распространение.

Следует отметить, что именно во время этих дискуссий, кипевших в Москве зимой 1873/74 г., Мышкин впервые проявил себя как крупный агитатор. Скромный и сдержанный в обычное время, в спорах он преображался. Когда затрагивался близкий ему предмет, он говорил горячо и убедительно. Недаром впоследствии его знакомые отмечали, что «Мышкин-собеседник и Мышкин-оратор, казалось, были двумя противоположностями»²³.

Между тем с приближением весны 1874 г. обстановка в Москве становилась все более и более напряженной. Один за другим в город приезжают деятели петербургских революционных кружков, направлявшиеся в различные губернии Европейской России «на пропаганду». В различных концах Москвы – на Пресне, на Плющихе, в Бутырках были организованы сапожные и столярные мастерские. Желающие «идти в народ» обучались в них ремеслам, которые могли бы им пригодиться впоследствии.